– Это как же, ты что, дал добровольное согласие?
Когда в употребляемом словарном запасе и в нормальной обстановке появлялся термин «добровольно», Константин Нестерович никак не пытался его связывать по корню с творимым добром, а в теле его почти всегда пробегал непрошеный синдром тоски, не говоря о жизненных картинах, каких свет не видывал. В них уж точно положение «добровольно» означало катастрофическую потерю, но никак не порыв безмерной щедрости, и было равносильно утрате свободы и равенства. Генка бил в самое яблочко.
– Меня принудили согласиться, – признался молодой человек, – но почему-то фатально терзают неразрешимые сомнения.
И Константин Нестерович вкратце поведал другу о непланируемом визите к нему на дом двух чудаковатых представителей Общества рыболовов-любителей. При этом же молодой человек с дальним прицелом умолчал об их внешней простоте и мнимой причастности к Западу, в растеребленной душе ещё надеясь, что речи на чистом русском языке ему лишь почудились и по медвежеухости он просто от волнения не расслышал слухорежущего акцента иностранцев, не в меру задохнувшись от аромата их одурманивающей туалетной воды.
Генка внимательно выслушал его сбивчивый рассказ, помолчал, а затем подвёл промежуточный итог:
– Если шибко не нравятся обстоятельства, то в воскресенье никуда не ходи; нужна тебе эта премия.
– Но они будут нагло преследовать, пока ни добьются своего.
Хмурая тень давнишних событий в жандармском участке опять нашла на его могучее чело, прошлась острым скальпелем в оберегаемых окрестностях сердца, и Константин Нестерович неприятно содрогнулся от интуитивного стеснения.
– Обратись тогда в правоохранительные органы, – посоветовал друг, – не все же там рыбной ловлей занимаются, найдутся и отзывчивые.
– А что я им скажу?
– Посягательство на частную собственность и личную свободу граждан, – ведь не зря же твои гости были столь малоуступчивы.
– Да ведь тогда придётся и органам всё рассказать.
– Всё – это что?
Однако Константин Нестерович вовремя осёкся. Впутывать Генку в свои золотые дела было всё-таки рановато, так как последствия преждевременной информированности могли оказаться для него непоправимым вредом. Но страх за чужую жизнь и явные непонятки с собственной судьбой начали быстро отходить на второй план, когда в голове молодого человека опять заблистали золотые кругляши. Мечтатель-одиночка уже знал, что идти спасаться никуда не надо, да и не стоит, не устранив со своего пути жаждущих конкурентов. Изустно не хватало лишь решающего совета, и он прозвучал.
– Ну, как знаешь, – с досадой на недоверие проговорил друг, – я бы на твоём месте оставался дома и вообще никуда не ходил, говорю тебе в последний раз.
– Нельзя, – уже более аргументированно отрезал Константин Нестерович, набирая обороты собственных рассуждений, – тогда они смогут обойти меня и узнать всё сами.
Учитывая коварство противника, вскоре друзья пришли к компромиссному решению. Пойти на заседание наречённого Общества рыболовов-любителей всё же придётся, но там следует вести себя с оглядкой, вступать в полемику только по нейтральным вопросам, не касающихся мало кому доступных фактов, не брать в рот ни съестного, ни питейного, дабы не быть околпаченным, и держаться поближе к выходу.
Тут же были продуманы и экстренные варианты отступления. Константину Нестеровичу предлагалось в случае неблагоприятного исхода общественно-значимой беседы затеять серьёзный спор, до испарины разгорячиться, да так, чтобы всё выглядело вполне, но не до драки, и, когда оппоненты потребуют обоснования его справедливых слов, опрометью броситься за нужными доказательствами. Генкины «Жигули» будут стоять на улице за углом с включённым мотором и при полной готовности пилота. Уходить предстояло на предельно допустимой скорости. Горюче-смазочные издержки при этом не учитывались, а жезловая автоинспекция могла не беспокоиться понапрасну.
– Ну а если произойдёт заминка на выходе? – уточнил Константин Нестерович.
– Исходим из следующего. Рыбацкая публика и прочие приглашённые, скорее всего, останутся на местах: они более усидчивы, чем легки на подъём. Если же на выходе тебя остановит кто-нибудь из местных клерков, то он сам, конечно, не будет до этого участвовать в развитии спора, – его дело – порядок на дверях. А раз так, то исполнительному человеку следует, как можно короче, разъяснить, что ты отпущен председателем под залог для доставки очень важных подтверждений. Если же вдруг не хватит убедительности в словах, то, без выбора, придётся драться, – иногда кулак более весомый аргумент в борьбе за доблестную правду.