Громче всех аплодировал прослезившийся, весёлый и увенчанный благосклонностью столь замечательной публики Константин Нестерович: пробил-таки его звёздный час! Именно он, никогда доселе не выпадавший на зеро библиотекарь, стал тем необъятным земным сокровищем, которого так не хватало этому любительскому обществу. Но избыток личной скромности не позволял молодому человеку открыть рот, чтобы крикнуть хвалебную здравицу председательствующему. Он лишь признательно бил в свои трудовые ладоши и в молчаливом неистовстве был неподражаем.
Официальная часть закончилась с последним хлопком, и все, не говоря ни слова, уставились на вновь принятого члена. Константин Нестерович в лёгкой истоме ждал вопросов в свой адрес, но их не поступало; он и сам был готов забросать своих соратников многочисленными контроверзами, но сохранял послегрозовое безмолвие.
Тишину в комнате произвольно нарушил почти ручной голос председательствующего, сопровождаемый увесистой улыбкой доверия:
– Ну, что, друг, страшновато было?
– Когда именно?
– Да всю дорогу. Ваш спурт колоссален. Вы не совершили ни единой лишней помарки. О таких говорят: он – первоклассный профи!
– Страх – слово вполне короткое: хлопнул в ладоши, и нет его, – отвечал растроганный следопыт, – а вот предложенная система страха сработала на славу. Она не отпускала меня до самого конца.
– Но ведь не напрасно. Вы смогли с нашей помощью проникнуть в такие таинства, что многим даже и не снились.
– Чистейшая работа, признаюсь. Я и на миг не представлял себе более колоритного окружения, чем все эти персонажи, и уж никогда бы не выстроил приключений хитрее и захватывающе, как разыгранные вкупе истории.
– А что вы скажите в довершение об их рабочей режиссуре?
– Великолепна! Не знаю, правда, кто автор сюжетов, но сыграно всё от и до, точно и мастерски, по лёгкому движению руки великого художника.
– А вы верили, что это спектакль?
– Даже не догадывался, пока вы не переборщили с прибытием заокеанских гостей.
– А что вас, собственно, при этом не устроило?
– Во-первых, безупречная русская речь. Некоторая ломка слов не помешала бы. Во-вторых, имена персонажей взяты без зазрения совести из литературы. Ну и, в-третьих, та, чисто отечественная жадность, с которой они стали черпать золото со дна озера, – хотя бы серенькая тень сомнения усматривалась в их неприкрытой алчности.
– Это издержки, – охотно согласился собеседник, – а как вам чудовище?
– Что, и оно было бутафорским?
– А вам не показалось?
– Уж очень образцово это животное работало своими всепожирающими челюстями, когда на выработанном рефлексе уплетало мой обед в тюремных застенках.
– Увы, но чудовище – это наша техническая гордость.
– И где оно теперь?
– Находится в ванной комнате на просушке.
Никто из окружающих людей даже не помешал Константину Нестеровичу нескованно встать и пройти в совмещённый санузел. Там на бельевой верёвке над самой ванной что-то сохло. Но это оказалось абсолютно не то исполинское чудовище в чешуе, которое так опасно преследовало молодого человека на протяжении его мечтательных авантюр. Скорее всего, это был огромный форменный чехол с неживого механизма, вывешенный для всеобщего обозрения, качественной сушки и не грозящий никакими новыми потрясениями. Следопыт в какой-то степени даже остался удовлетворённым тем, что его больше никто не станет кусать и бессовестно шантажировать музыкальным пением. И не суть важно, где прятали саму конструкцию, но неживучесть бутафорского чудовища сразу вернула ему спокойствие и уравновешенность, а также чувство неколебимой яви: и как это можно было бы так легко клонировать мезозой? За сим Константин Нестерович не стал более мешкать и столь же вольно вернулся в комнату заседания.
– Итак, – обратился к нему человек на председательском стуле, – вы добровольно прибыли сюда, всё прекрасно поняли про нас и наши намерения, и вам сполна воздано за перенесённое в сумятице терпение и мужество. Попросите чего-нибудь?
– Не вижу необходимости. У меня на данный момент всё есть.
– Благородно! А теперь, – громогласно сказал беспалый карлик, – едем в театр.