Выбрать главу

– И куда же вы теперь, уже поздно.

– Домой, Татьяна Васильевна, домой, как вполне приличный семьянин.

– А я вашу супругу только что видела.

– Где?

– Да здесь же, в коридоре.

– И где она?

– Пошла в те кулуары вместе с Веденеевым.

Рассвирепевший муж уже не видел перед собой никаких преград. Он ринулся мимо добросердечной и чуткой Татьяны Васильевны через вестибюль по коридору и, не мешкая, дёрнул на себя ручку двери с табличкой «Г-Ш».

Маруся сидела перед большим овальным зеркалом и снимала вазелином со своего лица актёрский грим мадам Фирсовой.

– Вы кто, – спросила она, не прекращая разоблачающих трудов.

– Как это, кто, – возмутился Константин Нестерович, – супруг!

– Жену свою ищите?

Это было сверх его гуманных сил. Не найдясь в живости, что сказать любимой женщине, Константин Нестерович, как разъярённый Отелло, приблизился к нежной, белоснежной шее своей распутной жены и, не остерегаясь, сжал обе руки на горле охваченной страхом и несопротивляющейся Маруси.

Увы, мелодрамы, а тем более комедии, сегодня в репертуаре театра не предвиделось. Финал шёл без генеральной репетиции.

 

Глава XXXVI

Золотой конец

Как часто мы доверяем собственной интуиции, без научного задела и веских аргументов, полагаясь лишь на правильность конечных выводов. Имеет ли место вообще отказ в доверии своей последовательной логике, когда чужая есть не что иное, как наставительная мораль и нудное нравоучение. Мы хватаемся голыми руками за жареные факты, готовы просто взахлёб подавиться кашей уму непостижимых событий, которую сами же и заварили, но не отступим, если наша интуиция не предвещает и малейшего проигрыша. Все поступки совершаются в близком осмысливании их истинности, даже если это случается и во сне. Ведь, когда человек спит, происходит выплеск его же накопившихся намерений и переживаний, не чьих-нибудь, со стороны, поэтому он невероятно активен, а в гневе своём порою и опасен.

– Отпустите же, мне больно, – жалобно застонал женский голос.

Константин Нестерович открыл свои недоумевающие глаза. Навалившись грудью на офисный стол и полулёжа в неудобном положении, он цепко держал в своей правой руке Марусину левую с ведром, наполовину налитым горячей воды. Жидкость вязко парила. Испуганная девушка, претерпевая болезненное неудобство, сколь хватало силёнок, пыталась высвободиться, а рабочий инвентарь хаотично колебался, расплёскивая мокрые брызги по всему линолеумному полу.

– Изменница, – злобно произнёс прямо ей в лицо молодой человек.

– Да что вы себе позволяете, кто вам дал право хвататься за руки?

Упоминание о правах подействовало в меру успокаивающе. Выходило так, что, если ты ими не обладаешь, то, нарушая эти самые права, не всегда следует за них и отвечать, а посему в следующий момент сметливый Константин Нестерович был уже в состоянии непретенциозно оценивать окружающую обстановку.

Декорации вокруг располагались ни крошечки не те, не театральные: молодые люди находились в книжной библиотеке. Сам Константин Нестерович перед тем, как оказаться в нелепой позе, сидел за рабочим столом в помещении запасника, с двух сторон обложенный старыми изданиями книг. И, в прихват, не длани ревностного мщения возлежали на шее несчастной Дездемоны, как это выглядело минуту назад, а всего лишь его правая хулиганская рука дерзко посягала на честь невинной жертвы. Девушка была беспомощна перед своим поработителем.

Пока ещё не имея приглядной ясности по поводу случившегося, мужчина чуть поубавил забиячливый пыл, но, не отпуская попавшейся птахи на волю, спросил в упор:

– У вас есть дед по прозвищу Маркел Антонович?

– Не очень-то тактично с вашей стороны. И вовсе не по прозвищу, а по имени и отчеству. Ему всё-таки девяносто лет.

– Он бывший граф?

– А кого теперь это может интересовать?

– Отвечайте.

– Да, его отец был графом.

– И собирал старинные русские монеты?

– Зачем вы придуриваетесь, – в свою очередь решила сдерзить беззащитная девушка, – я же вам столько раз рассказывала про своего деда, про его увлечение нумизматикой, что мне, право, обидно за ваше унизительное поведение, – сказала Маруся, недвусмысленно намекая на своё затруднительное в захвате положение.