«Вот почему карты молчат, – осенила Константина Нестеровича горькая дума, – старое на немедленный снос, а, следовательно, и саму улицу тоже».
– Так как, – не унимался старик, – вместе, да без лести?
– Похоже, вы правы. А давно там строят? – всё ещё не накрытый волной откровения, спросил собеседник.
– Прошлой весной начали.
– И что же всё старое на снос?
– Ясен вопрос, дело всерьёз. Какие номера интересуют?
Искатель оробело замялся, но отделаться от старика, клишнёво взявшего его в оборот своей отшлифованной проницательностью, было куда сложнее, чем где-либо ещё словчиться отыскать информацию об исчезнувшей Караваевской улице, тем более такой с головы до ног знаток старины в энциклопедию заглядывать не станет.
– С первого по десятый, – решил осторожно расширить диапазон своего интереса Константин Нестерович.
Дедок малость подумал, вырабатывая нужный порядок ответа, и начал познавательно исчерпывающе:
– Первых пяти домов уже нет. Частные строения были, так сказать, без каких-либо претензий на историко-архитектурную ценность, снесли их подчистую и с полным вывозом. Шестой под метёлку выселили, идёт на генеральную реконструкцию вместе со сквером. Восьмой и девятый номера во время последней войны разбомбило, отстроены заново, но без каких-либо излишеств. Десятый – самый что ни на есть жилой, все коммуникации исправно работают, хотя лет ему немерено, да и ремонт бы капитальный не повредил. А вот за седьмой не скажу ничего, давненько я в том районе не бывал. Но раньше доброе строение было. Дворянское гнёздышко. Теперича уж толком и не вспомню, то ли графа Томина, то ли графа Сомина. Там длительное время после октябрьской революции весьма уважаемое учреждение размещалось, а в последние годы это здание приватизировал какой-то общественный фонд. С точки зрения народной ясности, дело тёмное, но перед органами – вполне чистое предприятие. Грешить наговором зря – участь не моя.
– Так, где же это, наконец, – уже в сердцах воскликнул перевозбуждённый рассказом о седьмом номере Константин Нестерович, – скажите вы мне, или нет?
И тут мировой рыбак искусно подсёк и дёрнул:
– Вместе, поди, сподручней, каждому – по малой куче.
– Я вас, дедушка, не совсем понимаю, – старался хоть как-то защищаться полностью рассекреченный искатель чужих сокровищ; в нём стремительно нарастало чувство разрывной досады.
– Вот я и говорю, фамилий графских не помню, но седьмой дом с фасада и с закрытыми глазами узнаю. Историю грех, молодой человек, забывать.
– Чего же вы хотите от меня? – упавшим голосом взмолился поверженный претендент.
– Вам – адресок, а мне – образок.
– Какой образок? – насторожился Константин Нестерович.
– На самую что ни на есть добрую память. Вот представьте себе такую картинку. Дом-то этот, как-никак, старинный, однако давно переоборудованный под презентабельный фонд и прочее, а что ценного может быть в вывернутом наизнанку здании? Надо полагать, потрескавшаяся лепнина на высоком потолке, или мастичный паркет из фернамбукового дерева тёртый да перетёртый? Вовсе нет. Стены, молодой человек, стены; они не ждут перемены: на них крыша держится.
– Крыша?
– Схемка, видать, в кармане, – выпалил дуплетом поднаторелый дедок, не давая своей горемычной добыче ни толики передыху и последней отчаянной попытки перегрызть перебитое медной дробиной гусиное крыло, – а вы комедию ломаете, время теряете.
– Какая схемка?
– Где сокровища навеянные будем искать. Без меня вам всё равно не подступиться, а воображаемое созерцание и в краеведческом музее можно масштабно пережить.
– Да вы ненормальный! Вы, вы, вымогатель!
– Ошибаетесь, я старорежимный, в деле – двужильный. Неужели не ясно, что без меня вам никогда не справиться.