– Ничто не должно пребывать в таинстве вечно, – сказал он, – существует временной круговорот вещей.
– Да как же так? Существует закон сохранения материи, но, чтобы круговорот вещей, такое и представить себе трудно.
– Вообразите, любезный, именно круговорот. Гармоничные по интенции картины Ренессанса, беломраморные скульптуры мастеров античности, грандиозные по воплощению пирамиды Египетских фараонов, созданные сотни, тысячи лет назад, служат нашему воображению сегодня так, как и нынешние достижения умелых человеческих рук, с их многообразными производными, будут служить потомкам через следующие сотни и тысячи лет вперёд. Одни захороняют самое сокровенное, другие это извлекают из плена времени и снова что-нибудь захороняют, чтобы не утратить. И так – вечный круговорот вещей. Ни одна из них, созданная единожды, не может исчезнуть, хотя бы разок ни попавшись на чьи-нибудь глаза. Ничего нового человек принципиально не создаёт, я имею в виду подмётную сторону вопроса, он просто возвращает удачные формы из далёкого прошлого и посылает их в необозримое будущее.
Сокровища – это феерическая находка сегодня, но закопать что-либо сегодня – это ещё не трепет души, это всё-таки не счастливый миг обретения, который переживёт один из наших удачливых потомков. Замызганный глиняный горшок – ярчайший тому пример. Брошенный в землю до нашей эры, что ныне считалось бы предметом экологического загрязнения окружающей среды, он приносит нашедшему его уже в нынешнее время широкую огласку и завидное материальное благополучие.
Вы жаждете потрясти свою фантазию открытием на Второй Мясницкой улице, но так ли близко окажетесь к помышляемой славе, не захотите ли сами перенести её приход на тысячу лет вперёд?
«Это неплохой миттельшпиль после дерзновенного, но напряжённого, дебюта, – подумал Константин Нестерович. – Трезвая оценка действительности намного важнее упоительного, но призрачного опьянения от маловразумительной выдумки».
– Если по совести, – сказал он, в упор глядя на кремнястого старика, – то вы меня убедили. Мне не кажутся такими уж мрачными предстоящие тысячи лет, тем более что второй раз нам там ни за что не встретиться.
– Значит, мы можем быть друзьями?
– Да.
Глава VI
Простите меня, мой юный друг
Путь из квартиры с висящим под потолком сизым дымом обратно на Неспешную улицу ничем примечательным не отличался. Пролегал он мимо всё тех же слепых любителей азартного бросания костей, которые не переставали перелистывать своими ушами колоритную книгу большой жизни и блюсти в ней костистое ядрышко добытых знаний. Звуки алюминиевой банки по тембру походили на резкую мелодию ксилофона, щёлкающую в форте и мягкую – в пиано, и не вызывали чужого раздражения. В душе нашего героя начинал сползать и таять потрескавшийся лёд недавнего страха перед новоявленными дружками. Неизменно убывающие к выходу ступени вели на свежий воздух свободы и неподдельного просветления. И абсолютно не о чем было бы вспомнить, если не считать, что между вторым и первым этажами Константин Нестерович неудачно споткнулся. Не коренной мат, но дикий зов далёких предков, разбуженный тупой болью ушибленного пальца на ноге, тут же не преминул явить себя во всеуслышание, и молодой человек произнёс вслух далеко не дидактическое выражение, исключая его сомнительную синтаксическую ценность. Вырвавшееся из надсадной груди сквернословие могло означать лишь одно – полное несогласие с налоговой политикой государства, циркулярами задушившей всенародный интерес к электрификации всей страны и, в частности, к слабо освещённому подъезду отдельно взятого дома. Боль пострадавшего была столь удачно сконцентрирована в слетевшем с языка ругательстве, что в ответ на это перестали биться кости в пивной таре, а блудливой чёрной кошке под лестницей, хоть умри, захотелось обратиться потомственным альбиносом и навсегда сменить свой принюханный угол обитания. Это был уже фунт изюма!
Возникшее напряжение разрядил Маркел Антонович:
– Каков блезир, таков и визирь. Не падайте столь низко в глазах окружающих, юноша, а то эти коварные ступеньки помогут надолго отодвинуть желанную встречу со Второй Мясницкой улицей.
– Спасибо, постараюсь не сбиваться с нужного шага.
Но при сходе с каменного крыльца, где в начинающихся сумерках так же отсутствовали следы ГОЭЛРО, Константин Нестерович вновь сплоховал. Он невольно загляделся на неблагообразный вид самого крыльца и потерял концентрацию. Как чёрная березовая чага, оно каким-то инородным телом прирастало к сравнительно невысоко расположенному дверному проёму, и без него вполне можно было обойтись, если бы перед подъездом в своё время произвели небольшую земляную подсыпку. Техническое прилежание стоило того, что молодой человек споткнулся во второй раз. Однако слух окружающих не был потревожен серьёзными речами. Споткнувшийся оказался кроток, как небесный ангел, и никакого диссонанса с дидактикой не последовало. Но и старик немо промолчал.