Но вот ораторствовал Константин Нестерович прилюдно крайне редко и вообще не имел столь ловкой привычки блистать достижениями отечественной словесности. Нельзя было даже на спор сказать, мог ли он сквернословить. Косвенной же виной тому стал запавший в душу неизгладимый след от его морской службы на подводной лодке, где в неистомной океанской болтанке приходилось крепче стискивать собственные зубы, чтобы не поразить окружающих смущающими сентенциями с продолжением. Впрочем, таких же безропотно грустящих в этом раздольном царстве золотого молчания на секретной субмарине было предостаточно, чтобы в их окружении он сам не выглядел понурой белой акулой. Выдержанное безмолвствование нисколько не исторгало из него чрезмерного любопытства, и привычная трудовая библиотека, ставшая для вчерашнего дембеля мирным земным причалом, вполне подходила к долгожданному покою.
Со временем слаженное женское ядро публичного коллектива потеряло бдительность и прекратило обращать внимание на кроткого молчуна (мало ли у страстных говоруний своих неразрешимых дел). Без видимого стеснения то одна, то другая из имеющихся дамочек стали позволять себе проблемные разговоры на немужскую тему в его бессловесном присутствии. Как-то раз и вовсе позабыв о своём мужественном коллеге, они произвели бурное обсуждение качества женских колготок и, кажется, по очереди пытались примерить на свою пышнотелую нагую открытость южнокорейский бюстгальтер четвёртого размера. К счастью, подиумная демонстрация изящного нижнего белья не состоялась из-за сравнительно низкой температуры в помещении библиотеки. Спасло привычное русское межсезонье.
Константина Нестеровича данная неоглядчивость отнюдь не покоробила. Подобное действо не могло возбудить его интереса сверх того, чего требовали жизненная эрудиция и сухой холостяцкий практицизм. В своей непритязательной душе смышлёный сотрудник по-доброму любил всех этих женщин, а их мимолётная непринуждённость лишь наглядно подчёркивала близкое сходство в происхождении обоих полов в становом процессе общественного развития. Как благодарный зритель, он тут же пожелал завидного здоровья и мысленно послал по полновесной кружке ядрёного пива сантехническому работнику и местному завхозу за присущую нерасторопность и свою, не потраченную всуе, мужскую честь. Сорт предлагаемого напитка из коммерческих соображений не уточнялся.
Следует также упомянуть, что всего в описываемом нами библиотечном цветнике прелестных дам было трое. Это ассоциировалось в аналитическом уме молодого человека с таким непритязательным математическим понятием, как четверть дюжины, или, проще говоря, «четвертушка». Почему расчёт надлежало вести именно от этого числа, дабы при делении выходила цифра три, он не задумывался, но сверх меры гордился сей безобидной атрибуцией, относя её к неугасаемым завоеваниям труднейших времён, когда песенная строка: «И четверть горбушки и та пополам» была нравственной витриной общества. Пестиков не отделял себя от общего сытного каравая и жутко опасался невзначай пересолить свой заслуженный ломтик. Но никогда, даже если бы на улице его жадно цапнула за живую плоть голодная бродячая собака, и горящее в земных муках тело терзала нестерпимая физическая боль от всего этого хищнического произвола, наш герой не дерзнул бы произвести столь меткое и желанное словосочетание, ну, скажем, в затасканный «четвертак». Огульная фривольность могла бы придать подобному речевому звучанию лишь унылый рыночный привкус товарно-денежных отношений. Сам же Константин Нестерович, как уже сказано, денег занимать не любил и даже постыдился бы поднять с земли оброненный кем-нибудь гривенник, не то, чтобы хватать первый попавшийся на глаза и, алчно зажав случайную монетку в своём потном кулаке, застенчиво млеть от щедрости находки. Помимо того, в упомянутой «четвертушке» имелась столь завораживающая шипящая буква «ш», что непременно делало нехитрую привязанность к математической атрибутике превыше шероховатостей материального быта.