– С друзьями вновь общаются, когда они возвращаются, – послышался до шёпота знакомый голос Маркела Антоновича.
– Вы?
– Коль о друге станешь печься, можно здорово развлечься, не так ли?
– О, если бы не эти ваши прибауточные созвучия, неужели же вы могли подумать, что я не узнал бы человека, который так предательски меня оставил?
– Оставил, о чём это вы?
– Я был в тюрьме.
– И я там тоже был.
– Но я там был не по обмену опытом разведения лесного северного оленя в условиях заполярной тундры.
– Зачем же всё сводить к посредственному куску мяса?
– Меня там били.
– Это недоразумение. Вы же сами своей забывчивостью с царями поставили режим в чертовски стеснительное положение. Ну, какая, по сути, вам была разница, что должно отвечать? Любой, но однозначный ответ, застаёт противника врасплох и сохраняет вам свежее лицо.
– Да, но между этими тремя царями была, прямо скажем, небольшая, но существенная разница, – неприятно озлившись на чуждое слово «режим», не сдавался Константин Нестерович.
– Какая же?
– На первых двух покушались!
Заявление звучало во многом трагически, но как-то при данном замечании осталось совершенно второстепенным, что на Александра II – только планировалось. Такие сырые аргументы даже упоминать было несерьёзно.
– И что же мы подытожим?
– Если бы выбор пал на одного из Александров и это оказалось не правильным, исход в моей судьбе был бы весьма предсказуем: я – заговорщик. – А затем Константин Нестерович с гордостью проговорил: – Но она распорядилась по-другому: Николай II принёс мне взлёт и свободу, – хотя ему тут же и вспомнилось при указании на взлёт о проделанном недавно спуске.
– Неужели?
– Посудите сами. Я выбрался оттуда живой и невредимый. Пока не понимаю как, но мне пришлось проделать нелёгкий путь в сто тридцать ступенек, чтобы вновь оказаться на земле. Будущую славу первооткрывателя сокровищ вы, конечно, хотели бы забрать себе и были бы рады моему четвертованию, но момент упущен. Раз я здоров и полон сил, то даже вы мне – не указ. Только благодаря своему шестому чувству, я ни звёздный взлёт не упустил, ни честь великого мученика не считаю вашей прямой заслугой, ни будущую победу отдавать никому не собираюсь. Мы пойдём дальше на равных: я вас раскусил!
– Не может быть, – добродушно улыбнулся старик.
– Да, да, это вы всё подстроили. И общество это дурацкое, и твердолобого извозчика, и тюремного держиморду, ещё и в подрядной упряжке не одного, и это жуткое чудовище с ангельскими крылышками, которое собиралось пронзить меня мерзкой стрелой. Вы хотели бы нейтрализовать или запугать меня, но хорошо знаете, что без моего тайного плана ваше дело не выгорит. Вот я и спрашиваю, будете и дальше голову морочить, или мы всё-таки двинемся на Вторую Мясницкую улицу?
– Но именно теперь это и неосуществимо, – с достоверной грустью в голосе заметил Маркел Антонович.
– Блефуете?
– Ну, что вы, молодой человек. Просто мы с вами теперь выпали из окружающего нас мира: мы вдвоём попали в никуда.
– Ага, и оттуда нет выхода?
– Отчего же так пессимистично, очень даже непрактично. Выход есть, но он ещё впереди, а пока нам с вами необходимо приоткрыть друг другу кое-какие козыри. Иначе быть равными в этом деле без шарлатанства не удастся.
– Например?
– Каким образом вы сами-то вышли на Вторую Мясницкую улицу?
– Во сне.
– То есть?
– В чётких промежутках между астрономическими сутками я имею привычку спать. На механизме сна останавливаться не будем. Ночью же мне снится множество непохожих эпизодов, состоящих из самых потрясных и весёлых похождений. И вот однажды во время такой сонной бродилки некто посоветовал мне поискать задел великого таинства у классиков. Что именно это должно быть, он не сказал, но только звучало предложение польщённо очаровывающе.