Выбрать главу

Выходя из остолбенелого состояния, Константин Нестерович непредвзято бросил свой взгляд на окружающие его предметы. Это был узнаваемый читальный зал центральной городской библиотеки. Соседние места за столами в основном пустовали, – недавние посетители без надобности, похоже, нисколько не терзались вечным желанием выгребания золотых зёрен из навороченной груды знаний. Перед нашим головастым героем на столешнице лежал раскрытый на букве «М» «Большой энциклопедический словарь», а под книгой – крупномасштабный план города.

– Видать, что-нибудь искали, да умчались прямо в дали? – снова спросил всё тот же медовый голос за спиной.

Константин Нестерович наконец обернулся назад и увидел перед собой коренастого старика в очках на плетёной заушной привязи, с умным выражением глаз и чуть приподнятыми вверх уголками улыбающихся губ.

– Вы кто? – поинтересовался проснувшийся у потревожившего его гражданина.

– Если будет угодно, совершенно посторонний человек. Вы так сладко спали, молодой человек, но, согласитесь, помещение библиотеки – не лучшее место для этих целей. Разрешите представиться, Маркел Антонович Томин, заслуженный пенсионер.

– Граф, – чуть слышно, на выдохе произнёс Константин Нестерович.

– Что вы сказали, коллега?

Подобное обращение располагало к идилличному разговору, но искатель приключений всё-таки нацелился нанести сокрушительный удар по цитадели самодержавного прошлого, взъерошивая своё, отшлифованное десятилетиями, классовое чувство:

– Вы – граф?

– Ну, какие графья в наше время, посмотрите в окно.

Константин Нестерович автоматически уставился в пришторенное окно, но ничего там подтверждающего или отвергающего свою догадку не обнаружил. Большими неоновыми буквами горел гастроном, напоминая припозднившимся, что уже наступил вечер, и броско объясняя слабый наплыв золотозёрных изыскателей в обители знаний.

– Ну, конечно, какой вы граф, – согласился он, чувствуя жадные гастрономические позывы в животе. – Странный, однако, мне сон приснился.

– Вы, видимо, искали что-нибудь давнишнее, судя по подбору первоисточников, – спросил старик, указывая на предметы полиграфического производства, – этакое затаённое, что могло бы натолкнуть на полёт фантазии?

– Отчасти, а, впрочем, пустяк, изучал старинные названия улиц в нашем городе. Может быть, когда-нибудь пригодится.

– Вы – историк, молодой человек?

– Нет, библиотекарь, а это так, для повышения эрудиции.

– Вообще-то подобное увлечение не праздное дело, – согласился собеседник, обходя стол и присаживаясь на стул напротив читателя. – Да, уходят в небытие прежние названия, кто о них теперь вспомнит? Вот, представляете, была во времена моего завидного детства такая Вторая Мясницкая улица, а сейчас, поди, и в энциклопедии о ней ни слуху, ни духу.

– Имеется, – машинально подтвердил Константин Нестерович и встрепенулся.

В который раз за день он уже слышал это западающее в ум название; что-то неуловимое и странное начинало всплывать в его коловратной памяти. Потомственный граф и Вторая Мясницкая улица кружились в сознании молодого человека, как непоседливые новогодние снежинки, готовые в жуткой воздушной круговерти превратиться в угрожающий снежный ком. Да ведь же точно, он видел все эти расплывчатые атрибуты во сне. Только вот что стояло за подобным снегопадом, Константин Нестерович вспомнить не мог, как ни склонял имя графа и ни прилаживал к этой буквенной транскрипции нужный апостроф. В правом виске лихорадочно бил пульсирующий сосуд. Его упругий кровяной напор натружено проталкивал скопившиеся сердечные муки вовнутрь энергично работающего мозга. Смутные мысли давили на гипоталамус и требовали скорейшего действенного выхода. Эмоционально думать всегда было жизненным кредо неисправимого мечтателя. А тут ещё такое дежавю!

– И как же теперь может называться ваша распрекрасная улица? – учтиво спросил следопыт у старика.

– Караваевская. Знаете, это та, что в новом микрорайоне? Там нынче многие дома идут под снос.

– И ваш? – сделал лавирующий манёвр Константин Нестерович.

– Нет, что вы, я живу в Черёмушках.

– А я имею в виду ваш родовой дом, дореволюционный, графский, – не унимался взбодрившийся фантазёр.