Самым же важным в нескончаемых позывах возведения чудесных воздушных замков мечты, разрывающих покой взбаламученной души витуна, оставалась подлинная колыбель их нянченья. Та самая животрепещущая пружинка мироощущения, которая могла и развеселить, и озадачить, но, более всего, дать воочию поверить в натуральный всплеск обретаемых эмоций. А являлись великолепные оазисы первородных грёз Константину Нестеровичу во снах. Совершенно обыкновенных и по случаю. Он был просто оружейной палатой, алмазным фондом скопления частных снов, этого несметного богатства редкостных видений. Сонные картины очень метко пронзали его страстный ум стрелой пионера, покоряющего первозданность Дикого Запада, и порождали многокрасочную палитру фантастических идей. Мечты сии и весь разворот последующих за снами событий скромный служащий держал в величайшей тайне, будто бы загодя знал, что когда-нибудь сможет вполне выгодно и безвредно для собственного здоровья сбыть припасённый запас пережитых странствий до удивительности благодарному гражданину. В свою же очередь, как он был уверен, эта сделка откроет перед раздобывающим первопроходцем и вероятие унять непрошеную тяжесть в жаждущей утробе, идущую то ли от несварения желудка, то ли от постоянного недонасыщения живота прелестями кулинарной кухни. Но щедрый гражданин не попадался. Всякая же духовная пища, проникающая в бренное тело молодого человека с обширных книжных полок, увы, даже на дармовщину не соответствовала привлекательности тех рафинированных блюд, которые смачно снились ночному гурману, и которые он по-барски чинно каждый раз поглощал с закрытыми глазами. Неприятность в брюхе не исчезала, а грандиозные тайны волшебных сновидений оставались одинёшеньким достоянием нерасточительного владельца.
Однажды несложные будни скромного служащего были нарушены беспокойными событиями. По воле матушки-судьбы произошло это в тот день и в тот искушающий час, когда в тихое помещение библиотеки вошла она. Звали милую барышню Марусей. Константин Нестерович уже знал, что новенькая девушка недавно устроилась рядовой уборщицей во дворце, и возможное знакомство с нею, в общем-то, не сулило обоим высоких материальных благ и, конечно, лакомой домашней снеди. Ну кто бы стал добровольно и неоправданно по-хозяйски тащить сумками из дома что-нибудь вкусненькое и привлекательное для завоевания сердечной неги, терпя при таком подвижничестве неоправданные финансовые затраты? Вместе с тем её острый греческий носик твёрдо подпирал большие округлые очки на строгих глазах, из-за чего приятная особа выглядела значительно старше и опытней. По этой видимой причине молодой человек и был уверен, что попадать в зависимость от чужой женской воли ему ещё преждевременно, а посему не питал никаких призрачных иллюзий и впустую не рассматривал ни малейших путей лирического сближения.
Маруся вошла как-то по-лисьи тихо, почти крадучись. На её маленькой ладной головке располагалась простая тряпичная шапочка с рубчиковой каймой, бесследно скрывающая собой все признаки девичьей завивки. Рукава приталенного синего халата для удобства были закатаны до локтей. В руках уборщица держала ведро с водой, круглую швабру и всем своим будничным видом будто показывала, что здесь она оказалась совершенно случайно, и на роду у неё навеки написано за версту обходить подобные духовные места.
Дужка металлического ведра неожиданно скрипнула, и Константин Нестерович рефлекторно оторвался от серьёзно изучаемого каталога. Скрипная прелюдия к партии Золушки с уборочным инвентарем всколыхнула его скрытое любительское влечение. Наступила лирическая минута созерцания. Потревоженный служащий жадно воззрился на одинокую солистку, взывая себя к зрительской симпатии, а где-то там, в закулисье, неслышно зазвучали сладкоголосые соловьиные трели.
«Я бы полюбил тебя, Маруся», – душевно и на удивление расслабленно пообещал самому себе молодой человек, но тут же скромно опустил свои краснеющие глаза в межкресельное пространство партера, вновь углубляясь в каталожные груды прилежных исканий. К сожалению, сегодня он не прихватил букета благоухающих роз и, конечно же, не удосужился иметь на руках либретто, отчего мог запросто спутать авторский замысел происходящего.
– Девочки, обед, – трубно воззвала Татьяна Васильевна, и женщины, как по тревоге, стали незамедлительно покидать книжное помещение.
Константина Нестеровича данная команда нисколько не касалась. Ну, во-первых, его слабовольные сослуживицы обязательно потянутся за Люсенькой, которая не преминёт в туалетной комнате сделать несколько затяжек сигаретного дыма с ментолом. Даже сбрасывая со счетов нежелательный вред от пассивного курения, и будь он вполне с ними заодно, молодого человека за дружескую компанию уж никак бы не допустили в женскую часть общественного места, а караулить несгибаемым оловянным солдатиком под наглухо закрытыми дверями уборной смотрелось бы не этично. Во-вторых же, он явно не был приобщён.