«Чистые лёгкие – чистые сны», – решил раз и навсегда рассудительный держатель личных сновидений, хотя их прилежащая целомудренность зависела и от изжития некоторых других ненужных привычек.
Поле трудовой деятельности было широко развёрнуто для мокрого дела. Старательно приноровившись, Маруся одним махом прошлась сложенной тряпкой по пыльным местам библиотеки и веско шлёпнула сырым инвентарём по многоножно истоптанному полу, намереваясь энергично зашвабрить его зелёный линолеум. Тем временем любознательные глаза нашего героя опять прониклись живым интересом к проистекающему, и он охотно простил себя за неуклюжую привередливость в выборе сорта подарочных цветов.
«Не годится, – критически постановил Константин Нестерович, припоминая, с каким непреоборимым желанием ещё морским салагой участвовал в корабельных приборках. – Обтешется, – пришла на ум дерзкая мысль. – Зато собой неплоха!»
– Шли бы и вы на обед, – усердно выводя шваброй причудливые фигуры на половом ландшафте, предложила разгорячённая уборщица.
- А я не курю, – брякнул невпопад засмущавшийся служащий.
– Тогда поднимите ноги.
Константин Нестерович, как лихой всадник, вздёрнул обе свои конечности над кожаным седлом служебного стула, да так, сидя чуть ли не в буддийской позе раскрытого лотоса, и замер, ничуть не мигая и зачарованно глядя на крепенькие Марусины икры. Бушующий ураган его нерастраченных чувств мог взорваться в любой момент, и было из-за чего. Неотложно жаловаться на ослабленное зрение или чересчур малый формат трудовой картины, казалось, выглядело излишним: иллюзия нахлынувшего искушения исключалась полностью. Пленительный процесс обильного увлажнения казённого пола производился ровно ложащимися дорожками в пикантно наклонённом вперёд положении убиравшей. Она журавлино двигалась спиной по направлению к молодому человеку, ненасытной шваброй потихонечку-полегонечку вынося к входной двери остатки следов чужих топтаний и затихшее шуршание крадущихся шарканий недавних посетителей. Славная картинка внутреннего мужского удовольствия нарастала в прогрессии щекотливых чувств с каждым её шагом. Сейчас для Пестикова вся эта зажигательная женская грациозность и ранимое ощущение пьянящего вкуса элегантности и телесного совершенства не оставляли ни малейшего повода считать и великую египетскую царицу Клеопатру самой обворожительной и неподражаемой красоткой на земле.
– Приземляйтесь, уже можно, – с игривым хохотком сказала девушка, и горе-всадник, как отчаянный парашютист-экстремал, плюхнулся вниз, ощутив пощипывающее жжение в своих пришлёпнутых пятках. – Я протру вам абажур на лампе?
– Пожалуйста, – с волнением согласился распалённый зритель, и ему стало охоче лестно от столь незначительного участия со стороны ненадоедливой уборщицы.
– Ой, – тихо вскликнула Маруся, но эта маленькая подробность осталась как-то без должного внимания.
Будь он немного настороженнее, скромный служащий несомненно бы заметил некоторую неловкость в движениях девушки, которая по нечаянности коснулась мокрой тряпкой светящейся лампочки, отчего та ярко подмигнула и перегорела, испустив небольшой белый дымок. Пребывая в засаде сладострастных помыслов, наблюдательный охотник нехотя терял своё безошибочное чутьё.
«Хорошо бы всё-таки завязать с нею приятное знакомство», – подумал лишь отвлечённо Константин Нестерович, потерев мочку своего уха, и мечтательный порыв сокрушающего торнадо тут же повлёк его пристойную суховатость в колебательный разгул мужских фантазий.
Чего только ни рисовалось в уме одинокого партнёра, какие вольные коленца ни выкидывало расходившееся в тесных берегах рассудка бурное воображение? Просто неопубликованный мировой бестселлер. Зачаровывающие сюжеты страстных отношений, предшествующие заключению законного брака, пламенная любовь и тайное коварство супружеской жизни, и, не приведи господь, постные рецепты далёкой и вполне сытой старости быстрой чередой пронеслись через прибранное помещение библиотеки. Умиротворённый Константин Нестерович даже слегка прокряхтел от чувственного удовольствия, несколько раз разборчиво и ненасытно чмокнул жаждущими губами и был недоброжелательно выведен из своих славнецких грёз неприязненным потряхиванием за плечо. Чья-то бесцеремонная рука пыталась вернуть в скучную действительность его разнеженное сознание, но разомлевший разум упоённого фантазёра всё ещё пребывал в сладостной истоме.