– Неудивительно, если такие, как мы, однажды сыграем роль десерта, – язвительно заметил молодой человек.
– А вот это пустой номер, – возразил просекающий Веденеев, – оно ведь ест, как я заметил, только вареную и жареную пищу, а к сырой даже не притрагивается.
– Может быть, у него временные трудности с зубами?
– Скорее всего, у этого проглота их нет.
– Продукт тюремного режима? – саркастически осведомился наш герой.
– Нет, – Веденеев был по-прежнему серьёзен и внимателен, – скорее не диетологического режима питания. Попробуйте иначе объяснить, почему это безобразие никогда не жуёт и обладает только глотательной функцией?
Подкрепившись, таким образом, весьма содержательной беседой с господином Веденеевым, Константин Нестерович тут же попробовал заснуть. Лёжа на своих законных нарах и компенсируя тем самым излишне затраченную психическую энергию, ему никак не удавалось этого сделать. Но, как следствие бессонницы, в голову молодого человека вскоре пришла отменная догадка:
– Вы видели, как легко расступились стены перед этим столующимся чудовищем?
– Запечатлел.
– Так вот, когда ненасытный проглот снова захочет вкусить из рук человеческих и придёт для общения к нам в камеру, надо будет попытаться отсюда улизнуть.
– Замечательно! Стены расходятся, и извольте кушать, – мешать не станем.
– Вы со мной? – уже взяв деловое верховенство в свои руки, спросил Константин Нестерович, полагая, что одновременно угнаться за двумя зайцами в их лице (пускай и сырыми) вряд ли привалит лафа: кто-то же уцелеет.
– Стопроцентно! Побег, приятель, всё-таки намного лучше отсутствия примитивно-лобовой свободы, тем более что погибать из-за женщин Веденеев не привык.
– А вы, форменно, не знаете, куда могла подеваться моя Маруся? – прозвучал нагловато бесцеремонный выпад, но его не оценили.
– Где эта девушка, не имею ни малейшего понятия.
– Но тогда её следует искать в пансионе мадам Фирсовой, где вы с нею воленс-ноленс и расстались.
– Пожалуй. Одно лишь смущает: полиция весь дом вверх дном перевернула, а она-то могла её найти со своими апробированными методами и собачьим чутьём.
– Я не доверяю этим господам, – уже как истинный знаток преферанса начал развивать свою позицию Константин Нестерович. – Вот, например, вы знаете, что в том доме, откуда исчезла Маруся, есть взаправдашний подземный ход?
– Подземный ход?
– Ну, конечно, она могла воспользоваться им, чтобы подшутить над вами или скрыться от чьего-либо другого внимания, в том числе, и задолдонистой полиции.
– Но полиции-то ей чего было опасаться?
– Да как же. Муж – убийца её деда, саму её могли нипочём обвинить в сговоре с ним или шантажировать изъятием дефицитной коллекции. Маруся была принуждена оставить суженого, обосноваться на время у мадам Фирсовой и в случае каких-либо серьёзных подозрений тут же исчезнуть.
Подземный же ход – это их семейная реликвия. Она о нём, всеконечно, знала, поэтому и была в тот вечер с вами, не стесняя себя ни в чём. Вы же – человек чести!
– Вы меня просто успокоили, приятель, а то я всё время терзался в сомнениях, как же это так случилось, всё самое наилучшее на столе, я ненадолго выхожу, чтобы оплатить предложенный приём, а возвращаюсь, девушки уже нет.
– А городовой или кто-то из посторонних до этого времени в призор не появлялись?
– Полиция прибыла позже, это точно, когда мадам Фирсова подняла весь этот чумной шум из-за пропажи, но вот рубщик мяса из соседней лавки заходил. Я его сразу признал. У работяги нет среднего пальца на левой руке. В прошлом году при разделке туши молодого бычка он себя обесчленил.
– А ростом этот беспалый рубщик каков? – почуяв неладное, в предчувствии спросил Константин Нестерович.
– Да сущий карлик, – отвечал сокамерник.
Глава XV
Согласие на успех
Три долгих дня и три томящих душу ночи сообщники ждали прихода двукрылого чудовища, чтобы осуществить свой дерзкий замысел, но оно не появлялось. Впрочем, так же не подавалась и благородная пища, навеянная ожиданием этого спасительного визита. Периодически лишь открывалось смотровое окошечко в двери, и чья-то режимная рука просовывала туда лапшовый суп в алюминиевой миске, по чёрному сухарю на брата и что-то наподобие чая, неопределённого цвета, с лёгким запахом заваренных трав медиумного востока, но совершенно без оттенка сладкого. Отвратительная еда, хоть и лезла в горло с трудом, а кружка с чаем и вовсе не отличалась каким-либо внутренним теплом, всё же успокаивала обоих арестантов, так как довольствующиеся располагали имеющимся скудноватым рационом в личной собственности.