«Чтоб мне дожить до зарплаты», – укорил себя побеспокоенный зритель и следом очнулся. Переиграть восхитительную мизансцену вновь было невозможно, тем паче трудовые декорации вокруг не располагали к расслаблению. Перед ним, как древнегреческая богиня справедливости Дике, стояла Татьяна Васильевна.
– Задумались, коллега? – осведомилась дотошная женщина, пряча в сторону свой лукавый взгляд.
– Да, есть одна мыслишка, – ответил Константин Нестерович, но тут же спохватился и турманом вылетел в открытый коридор, оставив тень сладостной истомы на совести потревожившей его сослуживицы.
Маруси нигде не было. Ни её тихих шагов, ни эфирного дуновения скользнувшего ветерком синего халатика. Она скоротечно и непрошено ушла в незримое пространство, но вдогонку этому растаявшему видению прекратился и весь броуновский процесс брожения разгульного ума нашего героя. Так дерзостно взыгравшее недавно беспокойство восторженной решимости без задержки вернулось в кроткий сосуд приличествующей морали и само собой снизило накал страстей.
Через несколько минут, послушливо заняв исходное положение за рабочим столом (благо, на естественной коже всегда сиделось хорошо), скромный служащий вновь обратился к своим должностным обязанностям и до самого закрытия не поднимал головы от нудного каталога.
Глава II
В заморском департаменте
Того, кто несменяемо видит полновесные сны, можно уверенно назвать весёлым человеком. У спящего есть неотъёмное преимущество перед соплеменниками – открыто посмеяться над самим собой и, что немаловажно, над другими, так как за это никто не станет насильственно преследовать и мстить, а, главное, навязывать обременительные рекламы и утомляющие факсы. Когда смеёшься во сне, страховой полис не нужен. Любая белиберда со сменой игровых декораций, выбором нужного угла зрения, а также целесообразностью или медвежеватостью творимых диалогов, лежащих в общем-то за чертой философского содержания, не кажется такой уж глупой затеей или редкой сюжетной перчинкой.
Сновидения Константину Нестеровичу являлись бесконечно. Как уже говорилось, он претерпевал в них могучий информационный прорыв и всечасно пополнял за счёт новых сонных картинок располагаемый в личном пользовании фонд созерцаемых накоплений. Вместе с тем, заглянув в неомрачённом царстве Морфея за таинственные своды фантазии, молодой человек мог невозбранно видеть и слышать там то, чего остальным людям не было дано. И если бы у него самого нашлись в жизни плюральные до неприязни недруги, то они, столь же непременно, понесли бы заслуженную кару ни где-нибудь, а в праведном сне, освободив бичующего страстотерпца от угрызений трепетной совести.
В своих бесподобных сонных похождениях неутомимый мечтатель выступал в разномастных образчиках. От неподкупного и справедливого третейского судьи до всемогущего и неодолимого колдуна со всем арсенальным набором древних заклинаний, магических сцен превращений и проделывания чернокнижных техник медитации. Как властелин собственных снов, он на выбор вершил в них неотвратимое наказание над виновным или миловал робко просящих, давал раскованную волю застоявшемуся красноречию или молча распинал свои несклепистые земные неудачи. В снах же сбывались и прочие многочисленные досонные желания хозяина. Причём сбывались без ограничений: строил ли он эфемерные проекты будущего, искал ли сверхчеловеческие связи с внеземными цивилизациями или видел, наконец-то, в малогабаритном пространстве своей холостяцкой квартиры долгожданного и трезвого водопроводчика, обещанного жэковским начальством ещё осенью прошлого года.
Одним словом, для Константина Нестеровича все житейские удобства и обнадёживающие навороты, суленые в том числе и верховной властью, осуществлялись в очередном сне. Молодой человек проникновенно любил свои лазурные сновиденья, как многие в детстве любят добрые сказки мудрой бабушки, и относился к ним весьма бережно, не разрушая песочного фундамента их заоблачного величия. После пробуждения многое, правда, приходилось домысливать наяву, но, ничего по попишешь, райская приголуба насладиться свободной и не замороченной сомнениями идеальной жизнью каждый вечер добродетельно укладывала согласного мечтателя в преданную постель. Баю-баюшки-баю.