В незабываемую летнюю ночь, предшествующую описанным ниже событиям, Константину Нестеровичу приснился очередной сон со странностями. И только выдержка и дальновидный оптимизм не могли нагнуть или надломить стойкий стебель мозговитого колосса. Сначала оказалось, что он находится на рабочем заседании второго американского Континентального Конгресса, где ему одобрительно вручали очень дорогую и престижную премию межколониального большинства. Бурные аплодисменты и одобряющие возгласы собравшихся весьма раззадоривали его оголённое самолюбие, но одновременно и утомляли: «А кто же другой?» Конечно, в те далёкие времена было ещё до скромности маловато написано нетленных страниц Нового Света, поэтому сам награждаемый справедливо мог рассчитывать на то, что бумаги для исторического увековечения его почтенного имени хватит с лихвой. Раскрученное гораздо позже слово дефицит пока не работало на нужды экологии и рачительное сбережение лесных ресурсов. Высоченные тысячелетние секвойи неудержно устремлялись в голубые дали небес, а наставническая летопись молодых поколений вершилась на разительно белом полотне новоявленных дел.
Примечательно, что вручал волнующую премию честно удостоенному джентльмену никто иной, как сам Джордж Вашингтон, будущий первый президент США, после чего в полный голос была зачитана Декларация Независимости Америки. Второе событие несколько отвлекло внимание рукоплещущей публики, но, ни как удар гонга после полученного нокаута, не сгладило всеобщего очарования по поводу блистательных заслуг отмеченного. Такое вот исключительное для нашего героя схождение судьбоносных векторов неудержимым потоком времени пронеслось в очередном ночном шедевре.
Затем по заплетённому сонному сюжету перед Константином Нестеровичем возбуждённой толпой проследовали какие-то эксцентричные граждане, несущие в своих хитрых взглядах превратности тайного содержания и, совершенно не таясь, взывая следовать за собой без какого-либо принуждения и маетного самобичевания (причём не намекая на наличие паспорта или трудовой книжки). И, наконец, чего сновидец и предположить раньше не мог, с ним конфиденциально беседовал умный генерал. По ходу же этих разнородных морфейских похождений в уме молодого человека как-то помаленьку возникла холодящая дилемма: «Куда дует ветер?» И риторический вопрос совсем некстати навалился на его мечтательное сознание такой щемящей грустью, что Пестикову тут же захотелось либо сесть под стражу за досадную государственную измену, либо получить Звезду Героя со всеми причитающимися льготами и дивидендами.
В довершение же увиденного, и случись такое, сам генерал, или какой иной мелкий служащий, то ли из тороватых торговцев, то ли из гильдии художников, или невесть из какого ещё новоиспечённого творческого союза, дал снотерпящему весьма неглупое философское наставление: «Ищи у классиков, в классиках – сила!» И растерявшийся молодой человек был вчистую сбит с истинного толку, расплывчато пропадая в нечётких прострациях зазеркалья. Классической силы, видите ли, ему только и не хватало!
В общем же, без обиняков и закаменелых суеверий, герою сонной страды привиделся департамент одного заморского королевства. Государства, может быть, не ахти какого именитого и преуспевающего (особенно, в вопросах выдачи права на индульгенцию), но с вполне налаженной системой тамошнего управления и чинопочитания. А заявленные визиты в подобное учреждение во сне ли, наяву ли, чего-нибудь да значат, обязательно.
Как всегда, по своему обыкновению, выпив без смакования пару чашечек сладкого кофе с молоком, Константин Нестерович выключил бра. Улёгшись удобнее на холлофайберной подушке и укрывшись с головой лёгкой простынёю, ночной странник моментально пропал в мирах иных, где с него никто и никогда не стал бы брать честного слова, что он в полном составе посетит местное профсоюзное собрание и не станет на нём выступать. Подобные мероприятия прилежный работник, конечно, посещать любил, но не стоило лишний раз собственноручно накликать взбешённого шторма. Даже во снах незакатное сознание бывшего моряка цепко хранило преданные воспоминания о его морской службе, и как выглядит природная стихия океанского гнева он знал не понаслышке.