Что такое жизнь? Почему умный, талантливый человек, который мог бы жить не хуже и даже лучше многих, несчастен? Я не знал. Почему жизнь принимает столь уродливые формы? Этого я тоже не знал. Я жил напряженно, тревожно, упивался своей наблюдательностью, но легко впадал в тоску, в отчаяние. Иногда я думал: а почему именно я должен понять то, чего никто не понимает? Я часто держался с людьми заносчиво, хотя и чувствовал в себе потребность быть добрым и простосердечным.
Мы все еще сидели в кафе… Со стороны можно было подумать, что мы уже напились и у нас попросту не хватает сил подняться из-за стола. И все-таки мы продолжали пить кофе, есть пирожные и слушать музыку. А в нескольких кварталах от кафе, в котором мы сидели, на мостовой валялись трупы. Почему этих людей убили? За что они умерли? Кто предопределил их смерть? А мы, сидящие теперь в кафе, почему мы остались живы? Какое значение и какой смысл имеет наша жизнь? Жить только для того, чтобы жить? На дворе уже ночь. Но скоро наступит день. Потом снова ночь. И так далее… И так далее… До каких пор?
пела певичка.
Беда не в том, что прогнил и погибнет березовый крест. Невыносимо было то, что гибли люди. Впрочем, одни гибли, а другие рождались. В газетах печатались таблицы, доказывающие небывалый рост рождаемости. Настанет день, когда на земном шаре будет столько людей, что они вынуждены будут стоять, плотно прижавшись друг к другу. Вот тогда начнется совершенно новая жизнь…
Я случайно посмотрел на Людовика Скимбашу. Его почему-то лихорадило. Потом он стал жаловаться вслух:
— Живот болит! Хотя я и гениален, у меня, как и у обыкновенных людей, лишенных таланта, есть и желудок, и кишки… И вот, представьте, у меня заболел живот!
Рацэ презрительно посоветовал:
— Зачем ты нам об этом рассказываешь? Иди в уборную!
Скимбашу ушел. Но вскоре он вернулся и, наклонившись к Диоклециану, зашептал ему на ухо:
— Одолжи мне пять лей! Не спрашивай, для чего они мне нужны… Умоляю — пять лей!
Диоклециан не стал ни о чем спрашивать. Он порылся в кармане, нашел пять лей и отдал их Скимбашу. Тот схватил деньги и, забыв поблагодарить, помчался назад, в уборную. Я вопросительно посмотрел на Диоклециана. Он сказал:
— Ты не понял? Там… надеюсь, ты представляешь себе, где именно… Там сидит немая… Понимаешь? Несчастная немая женщина, которая за пять лей…
Под сугробами исчезнет! Все мы когда-нибудь исчезнем, превратимся в горсть праха. И все это знают. И забывают. Или притворяются, что забывают. За пять лей… Немая! За пять лей, немая… Другие делают это за большие деньги. Иногда за платье. Иногда за целое поместье. Или за поездку в Париж… А немая — за пять лей. Только за пять лей… Немая… Немая… Немая… Многие смотрят на нее с презрением. Многие не считают ее человеком…
Я попросил Диоклециана, пригласившего меня в кафе, заплатить по моему счету и, попрощавшись, вышел на улицу. Холодный ночной воздух мгновенно оживил меня. Каля Викторией была пуста. Я направился вниз, по направлению к Дымбовице. Решил пойти туда, где лежат убитые. Я все ускорял шаги. Я хотел видеть мертвых, чтобы, прикоснувшись к их смерти, найти в себе силы жить дальше, жить дальше этой жалкой жизнью…