Наконец дверь открылась, и я даже отшатнулся, так был поражен тем, что увидел. В дверях стояла женщина с огромной головой, похожей на шар, с угольными, явно крашенными волосами и безобразным, нечеловечески толстым лицом, на котором выделялись черные усики над верхней губой… Да, это были почти настоящие мужские усы… Огромные груди, руки и ноги толстые, как бревна, живот и бедра необъятных размеров — все в этой женщине было чудовищно безобразным… И в довершение ко всему я узнал ее… Я быстро снял шапку и сказал:
— Здравствуйте, госпожа…
Она тоже узнала меня и, казалось, совсем не удивилась моему неожиданному появлению. Улыбнувшись, она жестом пригласила меня следовать за ней в дом.
Мы вошли в длинную, узкую комнату, посреди которой стоял круглый стол и два простых стула. На столе лежала раскрытая книга, ученическая тетрадь, чернильница и ручка. Оглянувшись, я увидел в углу широкую крестьянскую кровать, покрытую солдатским одеялом. Старый, очень старый человек с высохшим лицом неподвижно лежал на кровати; трудно было понять, спит ли он или вообще уже не может двигаться. Я поздоровался, но старик не ответил.
Женщина указала мне на стул. Усаживаясь, я счел нужным напомнить ей свое имя, но она перебила меня:
— Да, да… знаю… помню… Разрешите представить вам моего отца…
— Очень приятно…
По тону ее голоса я понял, что чем-то ее обидел. Может быть, тем, что не сразу узнал? Она дала мне понять, что узнала меня с первого взгляда.
— Нет ли у вас чего-нибудь покурить? — спросила она после небольшой паузы.
— Да, пожалуйста.
Я протянул ей свою пачку с сигаретами. Она взяла одну, потом еще одну и протянула ее старику:
— Кури и ты, папа.
Затем она обернулась ко мне и пояснила:
— Мы уже давненько сидим без курева. Я имею в виду настоящий табак. Суррогаты есть и здесь…
Я сидел на кончике стула, взволнованный и слегка смущенный, и не знал, с чего начать разговор. Наконец я спросил:
— Над чем вы сейчас работаете?
— Перевожу английский роман.
— Разрешите посмотреть?
Она протянула мне книгу, лежащую на столе, и я прочел на обложке заголовок: «Замок с привидениями». Когда я отложил книгу, она спросила:
— Как вы думаете, это может заинтересовать издателей?
— Надеюсь… Впрочем, ничего определенного я сказать не могу. Вы, наверно, знаете, что нас интересует теперь другая литература…
Она повела плечами и усмехнулась:
— Дай вам бог найти ее…
Мы закурили. Старик на кровати зашевелился, приподнялся и закурил, держа сигарету восковыми дрожащими пальцами. Я вспомнил, что у реки меня ждут Гынжи. Надо поскорее перейти к делу. Но в теперешней ситуации это было бы бестактно, и я сказал:
— Давненько мы с вами не виделись, госпожа Галбену…
Она затянулась, не спеша выпустила дым из ноздрей, потом вдруг весело рассмеялась и заметила:
— Да, много воды утекло с тех пор. В последний раз мы виделись в тот год, когда в меня влюбился профессор Сэвинаш. Вы были тогда еще совсем молодым человеком… Да, да, очень молодым.
— Да, я был молод.
— А вам известно, что я все же вышла замуж за Сэвинаша?
Она снова рассмеялась. Я тоже рассмеялся и спросил:
— И как долго продержался господин профессор?
— Бедняга. Неполных три месяца.
— Не удивительно… Он был хилым.
— Да, мне не везло — все мои мужья были хилыми. Штефи был слабенький и Мити… Таким же оказался и Сэвинаш.
Я напряг память и увидел ее на Каля Викторией лет тридцать с лишним назад. Она шла рука об руку с профессором теологии Сэвинашем. Она была еще хороша собой, элегантная молодая дама, пожалуй слишком рослая, но многим она именно поэтому казалась особенно пленительной. Потом она опубликовала книгу — я видел ее в витринах книжных магазинов, — в которой были рассказаны подробности драмы, происшедшей вот в этом самом доме, где я нахожусь сейчас. Ценители женщин оборачивались, когда она проходила мимо, некоторые пожирали ее жадными глазами — слава придавала ей особую прелесть, слава роковой женщины, из-за которой погибли двое. Даже не один, а двое…
Ее хриплый, но все еще жеманный голос вернул меня к действительности:
— Мне всегда было трудно с мужчинами… Думаю, что они меня не понимали.
И она вдруг стала рассказывать, как во время недавно закончившейся войны все офицеры, которым пришлось по дороге на фронт или с фронта заночевать в ее доме, все — от младших лейтенантов до генералов — падали перед нею на колени и домогались ее любви… Потом она столь же неожиданно перешла к другой теме и стала рассказывать о своем винограднике и о том, что крестьяне выдвигают теперь немыслимые требования и отказываются работать.