- И для банта тоже, а еще для повязки на руку.
- Конечно, есть! Сейчас покажу. - девушка нырнула под стол и вынырнула уже с ярко-красной лентой. - а почему повязка? Вы участвуете в революции? А в подполье вы были? А что там происходит? А то папа велел нам сидеть здесь и никуда не выходить. Давайте я вам бант на фуражку сделаю.
- Правильно велел. У вас тут рядом городового убили. Вам бы вообще лучше запереться. Сейчас всякая шваль будет пользоваться ситуацией, пока мы порядок революционный не наведем. Сколько я вам должен?
- Нет, нет! Денег я с вас не возьму ни за что!
- ну как знает - я улыбнулся, надевая фуражку с бантом под кокардой - Благодарю вас от имени революции.
Девушка зарделась и тут же бросилась помогать мне с повязкой.
Так в революционном образе я пошел дальше, уже не прячась. По улицам носились восторженные студенты и интеллигенция, толпами ходили солдаты и рабочие, наяривая на гармошках и размахивая самодельными флагами. Иногда праздно шатающуюся публику рассекали группы целеустремленных людей. Часть с революционной символикой и винтовками, а часть откровенно уголовного вида. Последние двигались торопливо, видимо спешили урвать свой кусок великой холявы. Некоторые приветствовали меня, заметив бант и повязку, спрашивали из какой я партии, но я ссылался на спешку и революционную необходимость уклонялся от бесед и все так же спешно шел дальше.
До библиотеки я не дошел. В паре кварталов от нее я увидел библиотекаршу с пачкой бумаги в руках.
- Здравствуйте Елена Владимировна! Куда вы так спешите?
- Товарищ Волков? Где вы пропадали? Мы вас искали, уже было решили, что вас охранка взяла.
- Нас на казарменное положение перевели. Вот сегодня только сумел ускользнуть, пока начальство другими делами было озабоченно.
- Ну и слава богу! А я на митинг спешу, листовки несу. У нас теперь есть возможности пользоваться настоящей типографией! Кстати, вы наверное, хотите Вениамина Петровича увидеть? Пойдемте со мной, он как раз сейчас на митинге.
Я отобрал у библиотекарши-подпольщицы пачку листовок и мы пошли дальше вдвоем. Кромков узнал меня сразу. Он стоял с краю толпы и что-то говорил двум парням. Те внимательно выслушали его и с сосредоточенными лицами стремительно ушли. Петрович оглянулся и увидев нас с Еленой, устремился на встречу, заодно взмахом руки подозвав одного из своих.
- Товарищ Волков! Это замечательно, что вы появились, а мы уже, знаете ли, беспокоиться начали.
Подбежавший помощник, забрал у Елены листовки и убежал в толпу, раскидывая их над головами митингующих. В толпе я заметил у многих оружие.
- Ваша статья, товарищ , нас здорово помогла. Благодаря ей, на нас вышли товарищи из других ячеек и помогли наладить связь с центром. Теперь наши возможности существенно больше. -Кромков возбужденно сверкал стеклами пенсне и активно жестикулировал - А вы знаете, что вашу статью передрали черносотенцы?
- Знаю, читал даже. - улыбнулся я в ответ. - Да и не такая уж она и моя, вашей работы там ничуть не меньше.
- нет, нет, не скромничайте. Гладко изложить мысли на бумаге могут многие, а вот надумать эти мысли не всякий.
Революционер помялся и сменил тему
- Мы сейчас пойдем в центр, там войска охраняющие режим пытаются разогнать восставших. Пойдете с нами?
- Пойду, только к 20.00 я должен быть в части, так что давайте не будем затягивать.
Решительность моя была наигранной. Лезть в перестрелку не хотелось совершенно, тем более, что с обеих сторон будут свои. Можно было и уклониться, благо меня даже не звали, а просто спросили, но именно в такие моменты и решается кто свой, а кто посторонний.
Народ еще немного помитинговал, но вот очередной оратор призвал идти на помощь товарищам и толпа нестройно распевая интернационал, двинулась за лидерами. Я вместе с главным и Еленой оказался в первом ряду. Так с песнями и периодическим одобрительным ревом в ответ на какой-нибудь выкрик агитаторов мы шли по городу. Мне сунули в руки знамя и я неожиданно для себя внес в работу агитаторов новый прием - кричалки. Первая кричалка была простейшая - 'когда мы едины, мы непобедимы'. Толпа быстро подхватила и начала шагать в ногу, стремительно превращаясь в мощную организованную силу. По дороге к нам примыкали все новые и новые люди, в том числе и довольно крупная группа солдат.
Заслон мы увидели издалека. Точнее не сам заслон и небольшую группу горожан стоявших поперек улицы и что-то выкрикивающих впередистоящим.
- Надо бы вооруженных во вторую линю убрать, а то сразу стрелять начнут. - шепнул я заметно волновавшему Кромкову.
- Да, действительно.
Он закрутил головой и подозвав своих ребят поставил им задачу. Те рассыпались вдоль первой линии и начали организовывать перестановки. Народ вникнув в суть, задвигался. Неожиданно вперед полезли женщины. Мы попытались загнать их обратно, но они уперлись и отвоевали свое право на риск. Кучка бунтарей впереди заметила нас и расступилась, открывая вид на шеренгу солдат с винтовками наперевес. Те стояли в два ряда. Передние на колене, задние стоя. Все изготовились к стрельбе, а с левого краю стоял офицер с шашкой в руке и зло смотрел на нашу колону. Я живо представил как он командует 'залп!' и пули сметают первые ряды. С такой дистанции, наверное, рядов пять пробьют сквозняком. Покарябанные пулей ребра заныли, напоминая как оно бывает, когда пуля входит в тело. Офицер вскинул шашку вверх, командуя и строй взял на прицел.
- Сто-о-ой! - протяжно проорал я.
Колона сбилась с шага и остановилась шагах в двадцати от строя, недоуменно оглядываясь на меня.
- Зачем вы остановили колону? - нервно спросила бледная и напряженная Елена - всех не перестреляют, мы их сомнем.
Не отвечая, я просто пошел к офицеру. Поскольку в увольнение полагалось ходить при полном параде, то выглядел я колоритно. Три Георгия на груди, планшетка, шашка и здоровенная кобура маузера на боку. Он хоть и не соответствовал форме, но начальство глаза на это закрывало. Считалось, что слушатель понтуется не только сам, но и за школу. Офицер сделал пару навстречу, встав перед строем. Неспешно, в абсолютной тишине я подошел к штабс-капитану впритык. Тот косился на кресты и пока не решался скомандовать открытие огня. Сам он наград не имел и похоже, на фронте не бывал еще, зато на лице явственно был заметен, уже начавший желтеть синяк. Интересно, кто это его так?
- Будете в баб стрелять? - спокойно спросил я его, так чтобы слышали солдаты.
- Немедленно расходитесь. - ответил тот. Фраза эта, сказанная лично мне, а не толпе прозвучала нелепо.
- А ты, ты... ты изменник и бунтовщик! Тебя вешать надо! - офицер начал заводиться. - Всех вас, быдло, пороть надо! Скоты! Я вас всех сейчас в расход пущу!
Штабс, ругаясь и брызгая слюной мне в лицо, опустил руку и солдаты в строю немного расслабились. Приклады отлипли от плеч и немного сползли вниз. Командир все не унимался и войдя в раж, пообещал перевешать не только нас всех, но и детей или как он выразился 'щенков'. Народ в колоне заволновался. Наконец, я решил, что он наговорил достаточно
- Сука ты тыловая. - вздохнул я и пнув в щиколотку, толкнул его в грудь.
Нога его скользнула по мерзлой мостовой и неловко взмахнув руками, офицер рухнул спиной на штык стоявшего за его спиной солдата. Засипел, удивленно взглянув на штык, торчащий из груди и затих. Солдат ошарашено переводил взгляд с меня на труп командира, на свои опустевшие руки и снова на меня. Остальные солдаты тоже растерялись от внезапной смены обстановки. Все произошло так буднично и нелепо, что не воспринималось как нападение. Я и сам не ожидал такого результата и смотрел на труп не понимая, как это так получилось. Не собирался я никого убивать. Думал просто добавить ему ногой в челюсть, чтобы вырубить. Я был уверен, что солдаты стрелять сами не начнут. Мордобой между двух офицеров для солдата что-то совершенно не требующее его вмешательства без прямого приказа. По крайней мере, я на это надеялся. Но получилось иначе.