Выбрать главу

Тили-тили-тили-БОООМ

Засыпай последним сном

Крестик встанет над холмом

Что ж тебе не спится

И поёт ночная птица

Что пора тебе проститься

С тем, что в гроб не помести́тся

Тили-тили-БОООМ.

Юлька вошкается за спиной. Видно с папашей своим знаками обменивается. С отравой не получилось, так видать что-то новое замышляют. Страшно. Так страшно, что по опухшему зарёванному лицу сползает на подушку новая слезинка. Но это ничего. Главное не поворачиваться. Если на них не смотреть, то ничего они не сделают. Главное не смотреть. И лежать тихонечко.

Что ж она такого им сделал, что они так её ненавидят. Ведь все ненавидят. Муж, дочь, соседи все. Врач приходила, давление померила, а капельницу не назначила. Надо было капельницу. И нанопепт для улучшения памяти. По всем каналам по телевизору про это говорят. Но терапевт нарочно не назначила. Не выгодно ей, чтоб Ирина Геннадьевна выздоровела. Ей же за каждый вызов деньги платят.

Тили-тили-тили-БОООМ

Запиши на нас свой дом

И имущество потом…

Обойдись одним углом

Услышав это, маман вдруг начинает ёрзать, выгибаться, как гусеница, которую уложили кверху брюшком и не дают перевернуться. Юлька быстро подхватывает её под руку и озабочено шепчет:

– Тщ-тщ-тщщщ… Что? Что такое? В туалет? Или водички принести?

Но маман лишь, кряхтя и не отвечая, упорно пытается сесть. Заплаканное лицо вздувается толстыми венами. На губах выступает вязкая поблёскивающая слюна. И Юльке ничего не остается, кроме как помочь маме подняться. Ирина Геннадьевна усаживается на край кровати, сцепляет руки в замок, и лицо её становится строгим и даже как будто вменяемым. Как раньше.

– Юля! У меня к тебе серьезная просьба, – и без того заплывшие глаза прищуриваются, становятся похожими на два маленьких женских органа, расположенные горизонтально друг напротив друга и обрамлённые редкими волосками ресниц.

Юлька пожимает плечами, инстинктивно складывает ладони вместе и прячет их между колен, как всегда делала в детстве, когда родители отчитывали её за какую-нибудь провинность. Ещё не зная в чём собственно дело, она чувствует, как организм начинает готовиться к трёпке. Лёгкие сжимаются, вызывая лёгкую дрожь. Плечи медленно складываются, округляя спину. И подбородок так и норовит опуститься к груди. Она выросла. Она повзрослела. Она уже давно никого не боится. Но условные рефлексы – это трудновыводимые пятна на душе. Избавиться от них ох как непросто.

– Пообещай мне, что завтра пригласишь нотариуса, – при этих словах Ирина Геннадьевна натягивает подол цветастой ночной рубашки на колени, будто нотариус уже топчется на пороге.

– Зачем? – удивляется Юлька новой причуде и морщит лоб, пытаясь сложить бровки в китайский иероглиф .

– Юля, я хочу переписать на вас с отцом квартиру.

– Зачем? –повторяет та, чувствуя, как в кармане-кенгурятнике худи зудит телефон.

– Я всё знаю. Я знаю почему вы так ждёте моей смерти. Если вам так нужна моя квартира, я перепишу. Забирайте. Мне ж ничего уже не надо.

Юлька несколько раз открывает рот в попытке остановить очередной параноидальный выброс, но маман уже понесло. Всхлипывая и хватаясь то за лицо, то за платье, она мелет чушь со скоростью погружного блендера:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Вы только на улицу меня не выгоняйте. Я могу тут в спальне жить. Туалет отец сюда перенесёт и всё. Я даже выходить не буду. Клянусь, Юленька. Только не надо меня убивать. Я так боюсь умирать. Юленька… Доча… О-ой, – она заваливается на бок и заходится в громких, каких-то даже детских рыданиях.

– Мама! Мамульчик! Да ты что?! – Юлька быстро целует её в лоб и мчится на кухню за аптечкой.

На ходу вытаскивет щекочущий пузико телефон, на экране которого светится самое красивое личико в мире. Рыжая чёлка, торчащая дыбом; огромные серые глаза; нос, щедро приправленный веснушками; и тонкие вытянутые в ниточку улыбки губы. Весь в мать, как под копирку.

– Да, зайчик! – нежно, будто обнимая сыночка, произносит она.

– Ма, привет. А ты где?

– У бабушки. У неё опять глюки. Так что сегодня, наверное, здесь заночую. Там в холодильнике плов ещё остался. Если хочешь, можешь к нему яичницу поджарить.

– Разберёмся, – по-свойски отмахивается Кирилл. – У меня две новости: хорошая и плохая. С какой начать?

– Ну, неееет, – капризно протягивает Юлька, перебирая в аптечке картонные коробочки и блестящие фольгой бли́стеры из-под таблеток. – Я не хочу плохие.