Осматриваю зал, точно посетитель, который заглянул сюда впервые. Лица нескольких знакомых официанток, расплывающиеся при виде меня в удивленной улыбке, перекрывают обзор, заслоняя объект моих поисков. Но вот наконец блуждающий взгляд выхватывает среди прочих силуэтов ее. Она стоит недалеко от входа, облокотившись об оркестровую площадку. По неестественности ее позы я догадываюсь, что она знает о моем появлении и просто делает вид, будто меня не заметила. Как готовящийся к операции пациент с беспокойством следит за каждым движением хирурга, так и я не свожу с нее глаз.
Внезапно оркестр начинает играть. Она тихонько отходит от площадки. Не глядя на меня, как ни в чем не бывало идет в мою сторону. Затем, не доходя шагов пять или шесть, приподнимает голову. Взгляды наши встречаются. Тогда она, улыбаясь, подходит еще ближе; шаги ей даются как будто с трудом. Она молча останавливается передо мной. Я тоже ничего не говорю. Потому что не в силах ничего сказать.
Удушливая тишина, повисающая во время операций.
Я сосредоточенно разглядываю ее руку. Вглядываюсь, наверное, чересчур напряженно – глаза, похоже, устают, поскольку мне вдруг начинает казаться, будто рука ее дрожит. Вслед за тем накатывает слабость: кружит голову, все мешает, но в конце концов проходит.
– Ой, пепел с сигареты посыпался! – Ее тактичное замечание напоминает мне, что операция окончена.
Сам процесс операции совершенно удивителен. Передо мной внезапно появляется ее лицо, полное жизни и, по ощущениям, совершенно необозримое; больше оно меня уже не покидает. За ним теряется факт существования Маки, теряются все воспоминания и все перспективы: так скрывает на экране прочие объекты лицо, поданное крупным планом. Интересно, операция действительно в этом и заключается? Или это какой-то временный побочный эффект? Впрочем, не важно. Передо мной лишь женское лицо, огромное и прекрасное. И еще вызванное этим лицом болезненное наслаждение, жить без которого я, кажется, отныне уже не смогу.
И вот – я снова ежевечерний гость кафе «Сяноару». Никто из моих приятелей здесь больше не показывается. Но это, напротив, придает мне мужества, какого я никогда не проявляю, находясь в их компании; оно-то и управляет моими действиями.
И еще она…
Как-то вечером я сидел и ждал, когда мне принесут заказанный напиток, а она прибирала соседний столик – занимавший его посетитель только что ушел. Неотрывно наблюдая за ней, я обратил внимание, до чего плавные у нее жесты: она перемещала тарелки и ножи такими мягкими движениями, словно все совершалось под водой. Казалось, плавность жестов рождалась у нее сама собой из основанной на остром чутье уверенности, что я смотрю, что я люблю ее. Эта плавность, казавшаяся мне чем-то сверхъестественным, исподволь убеждала меня в том, что она ко мне неравнодушна.
В другой вечер со мной заговорила одна из официанток кафе.
– Совершенно непонятно, что вы такое творите!
Говоря «вы», женщина, очевидно, имела в виду меня и Маки. Но я предпочел воспринять ее фразу иначе: как будто она говорила обо мне – и о ней. Меня раздражало, как эта женщина улыбалась, поблескивая золотыми зубами. Я глянул на нее с пренебрежением и ничего не ответил.
Пока я вот так, под ненавязчивым присмотром товарок девушки, ловил знаки ее симпатии, на меня по временам приступами накатывало желание. Ее гибкие руки и ноги заставляли грезить о сладостном моменте, когда они накрепко, как в тугом галстучном узле, сплетутся с моими руками и ногами. Порою я не мог глядеть на ее зубы, не представляя при этом тихого звука, с каким они встретятся с моими.
Всякий раз, когда я вспоминал о том, что Маки водил ее по паркам и кинотеатрам, мне делалось тошно, но вместе с тем эти воспоминания дарили надежду на то, что грезы мои не вовсе несбыточны. Вот только как подступиться к ней с предложением?
Я подумывал о способе, который избрал Маки. О любовном письме. Но неудача предшественника сделала меня суеверным. Я стал искать другой путь. И среди множества вариантов выбрал один. Ждать подходящего момента.
Самый подходящий момент. Мой стакан опустел. Я зову официантку. Ко мне собирается подойти она. В то же время к моему столику поворачивает еще одна официантка. Они быстро замечают друг друга, и обе, улыбаясь, растерянно замирают. Затем она решается и делает шаг в мою сторону. Тем самым вселяя в меня несвойственную храбрость.
– Кларету! – говорю я ей. – А еще…
Отступив на полшага от столика, она останавливается, и лицо ее приближается ко мне.