Но был в их компании паренек, который не боялся в одиночку, втайне ото всех – в том числе от своих друзей, – подниматься под крышу сарая и шуршать там, как прежде, продолжая привычную мышиную возню.
Мальчик этот недавно потерял мать. И сильно тосковал по ней. Временами он не мог сдержать подступающих рыданий, но при этом был удивительно горд и не выносил, когда кто-либо становился свидетелем его слез. Поэтому упорно выискивал всяческие возможности и способы, чтобы оставаться в такие моменты одному.
Он любил царивший в сарае полумрак и иногда украдкой плакал, укрывшись в его темноте от взглядов товарищей. Слезы, которые он проливал в таких потаенных закутках, доставляли ему настоящее физическое наслаждение. Плача, он часто представлял себе, что окружающие его приятели исчезли и рядом никого больше нет. Эти-то фантазии и подсказали ему неожиданно один отчаянный план.
На самом деле история о гипсовом монстре была всего лишь выдумкой этого мальчугана. Он успешно претворил свой план в жизнь. И в результате оказался единственным, кто мог подниматься в потайную комнатку, не пугаясь разбросанных повсюду обломков гипсовой фигурки.
Хотя, надо признать, отчаянность его задумки не имела ничего общего с бесстрашием перед лицом сверхъестественного: он просто решился обмануть своих друзей.
Однажды, вдоволь наплакавшись в убежище, которое принадлежало теперь ему одному, мальчишка не захотел возвращаться домой, а лег прямо в сарае, на матах. На улице незаметно стемнело. Он почувствовал, что голоден. Но не предпринял ни малейшей попытки встать.
Потом вспомнил об отце. После смерти жены тот сделался особенно ласков к сыну и теперь наверняка волновался из-за того, что ребенок до сих пор не вернулся домой, ждал его и не садился ужинать. Но даже этих мыслей оказалось недостаточно, чтобы заставить мальчика подняться. Как будто какая-то неведомая сила приковала его к татами.
Мало-помалу его стала одолевать дремота. Он осознал, что погружается в сон. И почти одновременно с этим принялся непроизвольно, словно лунатик, подбирать и прикладывать друг к другу валявшиеся вокруг осколки гипса. По правде, ему и самому было не совсем понятно, что происходит: то ли однообразные действия навевали на него сонливость, то ли он уже спал и ему только снилось, что он пытается собрать статуэтку. Но как бы то ни было, это необычное дело у него спорилось, и вскоре ему удалось собрать гипсовую Венеру. Фигурка выглядела почти так же, как до поломки. Отсутствовала только голова. Разыскивая ее, мальчик извел не одну спичку. И в конце концов заметил во мраке перед собой гипсовый женский лик – размером с обычное человеческое лицо, ничуть не меньше: все было именно так, как он сам когда-то сочинил. Действительность (или же греза?) как будто в точности повторяла его выдумку. Но был один момент, в котором происходящее удивительным образом превзошло вымысел: лицо гипсовой богини было как две капли воды похоже на лицо его покойной матери. Явившееся мальчику заставило его всерьез поверить, будто перед ним – мама, поэтому он постарался скрыть объявший сердце ужас. В какой-то момент на женском лице словно промелькнула нежная улыбка. Затем оно нависло над ребенком и легонько, едва коснувшись, поцеловало его в губы. Мальчик ожидал, что поцелуй этот будет пугающе холодным… Но губы женщины оказались теплыми, точно она была живой. В следующую секунду его захлестнула волна совершенно неизъяснимого восторга, в котором странным образом сплелись воедино страх и любовь.
Окно
Как-то осенним днем я решил нанести визит госпоже О и направился к ней на дачу, отрезанную от города небольшим болотцем.
Добраться туда можно было не иначе как по тропинке, ведущей в обход, вокруг топи, поэтому, пока я шел, отражавшийся в воде дачный домик постоянно мелькал у меня перед глазами, хотя выйти к нему все никак не удавалось. В итоге я сам не заметил, как впал в какую-то полудрему и начал грезить на ходу, однако повинна в том была, похоже, не только обманчивая близость моей цели, но и странный, словно запустелый вид дома, к которому я направлялся. Пепельно-серые стены небольшой постройки обвивал плющ, и, судя по тому, как он разросся, ставни на окнах дома в последнее время, должно быть, не отворялись вовсе. Образ прекрасной вдовы, которая вот уже несколько лет жила в подобном месте в полном одиночестве и, как рассказывали, лечилась от поразившей ее болезни глаз, сам собою приобретал в моем воображении романтический ореол.