Я опасался, что внезапный визит и дело, с которым я шел к госпоже О, потревожат ее уединенный покой. На днях открывалась посмертная выставка моего уважаемого учителя, господина А, и интерес мой состоял в том, чтобы просить у госпожи О согласия выставить одно из принадлежавших ей поздних полотен художника. Мне самому довелось видеть картину лишь раз, когда учитель впервые представлял ее вниманию публики на своей персональной выставке. Среди весьма непростых для понимания творений, которыми изобиловали последние годы его жизни, это было самым загадочным: картина, написанная в характерной технике и цветовой палитре, носила незатейливое название «Окно», но представляла собой странную метафору, ибо разобрать, что на ней изображено, казалось совершенно невозможным. Тем не менее учитель любил это творение более прочих и даже признавался мне незадолго до смерти, что в нем содержится ключ к пониманию всех его работ. Однако в определенный момент госпожа О, ставшая собственницей картины, по какой-то причине укрыла ее от посторонних глаз и больше никому уже не показывала. Поэтому, задумав нынче посетить госпожу О под предлогом готовящегося мероприятия, я рассчитывал на то, что даже если картина не будет выставлена на всеобщее обозрение, я сам сумею, по крайней мере, мельком взглянуть на нее…
Наконец я вышел к дачному домику и неуверенно нажал на кнопку дверного звонка.
В доме, однако, не раздалось ни звука. Предположив, что звонок перестал работать, оттого что им давно никто не пользовался, я собрался нажать на кнопку снова – проверить ее исправность, но в это самое мгновение входная дверь передо мною бесшумно, словно под действием некоего внутреннего механизма, отворилась.
Передавая визитную карточку, я уже почти не надеялся на личную встречу с хозяйкой дома, но, вопреки ожиданиям, безо всякого труда получил аудиенцию.
Комната, куда меня провели, была темнее всех прочих.
Пройдя внутрь, я увидел женщину; она тихо поднялась с кресла, стоявшего в углу, легким поклоном приветствовала меня, и я едва не позабыл о том, что она слепа. Ее движения ничем не отличались от движений любого другого человека – настолько хорошо она ориентировалась в своем доме.
Она предложила мне сесть и, поняв, что я опустился в кресло, сразу же, не дав мне опомниться, начала задавать разные вопросы касательно господина А.
Я, естественно, с готовностью отвечал, рассказывая обо всем, что знаю.
Более того, всеми силами стараясь заслужить ее расположение, я, опережая расспросы, даже раскрыл некоторые секреты господина А, известные лишь мне одному. Например, поведал такую историю. Однажды мы отправились на очередную выставку французской живописи, чтобы полюбоваться работой Сезанна. Мы долго стояли перед картиной, а потом господин А, удостоверившись, что рядом никого нет, неожиданно подошел к ней и, послюнявив мизинец, принялся тереть краешек холста. С недобрым предчувствием я подкрался к учителю. Он показал мне окрасившийся зеленым палец и прошептал: «Этот цвет не так-то легко заполучить, если не решиться на подобное!»
От внимания моего не ускользнуло, что за время нашей беседы женщина, очевидно питавшая особый интерес ко всему, что касалось господина А, постепенно и ко мне начала проникаться определенной симпатией.
Между тем разговор зашел о работах мастера, принадлежавших госпоже О.
Едва только мне представилась долгожданная возможность, как я изложил суть своего дела. На что получил такой ответ:
– Эту картину нельзя больше предлагать вниманию публики как одно из произведений господина А. Если я решусь на подобное, никто не поверит, что это подлинник. Дело в том, что сейчас она выглядит не так, как выглядела несколько лет назад.
Я не сразу осознал смысл сказанных слов. Мелькнула даже мысль, что душевное здоровье вдовы, как это ни печально, может быть расстроено.
– Вы хорошо помните, как картина выглядела раньше? – спросила она.
– Да, весьма отчетливо.
– В таком случае, возможно, стоит показать ее вам…
Женщина, похоже, колебалась. Наконец она произнесла:
– Что же, пусть будет так. Я надеялась, что это останется моим секретом, но я покажу вам картину. Сейчас мои глаза совсем ослабли, и только сердце подсказывает мне, насколько она изменилась с тех пор, когда я еще могла ее видеть. И хотя я убеждена, что чувства меня не обманывают, доверяясь вам, я хотела бы, чтобы вы тоже подтвердили это.
Хозяйка дома поднялась, тем самым предлагая мне проследовать к полотну. Я шел за ней, переходя из одного сумрачного коридора в другой, и меня не покидало ощущение, будто это не она, а я лишился зрения.