Однажды вечером, когда они отошли подальше от костра, Кейн быстро повернулся к Генри, молниеносно подцепил его ногой под колено и рывком повалил на землю. Генри огорченно заморгал.
– Что я сделал не так, Кейн? За что ты рассердился на меня?
– Я вовсе не рассердился. – Он протянул Генри руку и помог подняться. – Я просто хотел показать тебе, как можно быстро свалить противника с ног, если знаешь, как это сделать. Хочешь научиться?
– Я не люблю причинять боль.
– Тот драчун из Доджа избил тебя. Разве тебе не хотелось дать ему сдачи?
– Я не знал, как это сделать.
– Я покажу тебе.
– Думаешь, я могу научиться?
– Конечно. Научиться можно всему, чему захочешь, если ты упрям и очень стараешься.
– Мне не нравится драться.
– Мне тоже. Но если кто-то навязывает мне драку, то я стараюсь дать отпор, да посильнее, чтобы все это поскорее осталось позади. На теле человека есть несколько мест, куда можно ударить так, что он тут же рухнет. Давай я тебе покажу.
Сначала Генри боролся с Кейном нехотя, неуклюже топчась на месте. Но после нескольких занятий он начал даже получать удовольствие от этой разминки. А когда ему впервые удалось поддеть Кейна под колено и свалить, он засмеялся счастливым смехом.
Через четыре дня после того как Кейн открыто присоединился к Хиллам и Виснерам, они добрались до слияния притока Большого Сэнди и Арканзаса. Здесь была развилка. Караван из шести фургонов, ехавший в Денвер, расположился здесь на стоянку. Это были фермеры из Огайо, искавшие свободные земли. Караван уже на следующее утро отправился в путь, несмотря на многочисленные предупреждения Джона. По течению Большого Сэнди всегда свирепствовали индейцы, справедливо считая, что это их исконные земли.
– Черт бы побрал этих самоуверенных всезнаек, – ругнулся сквозь зубы Джон, наблюдая за уходящим караваном. – А добьются только того, что убьют не только их, но и женщин, и детишек.
– Может быть, – сказал Кейн. – Но что мы можем сделать?
– В том-то и дело, что ничего.
Кейну все больше нравился этот седой ветеран прерий. Он всю жизнь скитался перекати-полем среди этих равнин. Навидался всякого и не спешил делать выводы, скептически относясь ко всему, что видел, и полагаясь в основном на свое собственное мнение. Он, не колеблясь, делал все, что считал необходимым и неизбежным на данный момент.
– Что заставило вас выехать вслед за Хиллами и Ванессой, Джон? – спросил Кейн, когда они вели мулов на водопой. Генри и Мэри Бэн шли с лошадьми, немного приотстав.
– Ну как бы это объяснить? Уж очень милые и обходительные люди, чувствуется в них порода, понимаете? Но в прерии это не в счет, нет у них чувства опасности, тут они наивнее сосунков. Вот я и решил, что нечего зазря пропадать добрым душам, да и Мэри Бэн пора познакомиться с по-настоящему милыми женщинами.
– Как долго она уже с вами?
– Да почти три года. Какие-то парни болтали меж собой, что, дескать, в пещере у Канадской речки живет дикарка. Я в жизни не видел дикарей, вот и отправился посмотреть, что там за дикарка такая. И нашел полумертвого от голода, дрожащего от страха ребенка. Кожа да кости, смотреть больно. Ее па бросил их с матерью, а та померла. Так она сама выкопала ей могилу и похоронила. И пряталась все время от тамошних головорезов и прочих похотливых козлов. Боялась всего на свете. Я чуть не месяц потратил, чтобы только разговорить ее, приручал потихоньку. То кролика ей оставлю, то травки разные для приправы, ну а ей, конечно, все это соблазнительно при ее полуголодном-то житье. А уж когда мы, так сказать, подружились, то не мог я ее бросить, уж больно она всех дичится. Так она со мной и ездит с тех пор.
– Кажется, она и Генри понравились друг другу, – сказал Кейн, услышав за спиной мягкий девичий смех.
– Я ни разу не слышал, чтобы она смеялась, пока мы не присоединились к Хиллам. Прямо теплеет на сердце, когда слышишь такое. Ей, наверное, будет нелегко расстаться с ними. – Джон задумчиво уставился на жадно пьющих воду мулов.
– А вы не подумывали попросить их взять Мэри с собой?
– Нет, не собирался. Вот если бы они сами меня попросили об этом, тогда другое дело. Но я волнуюсь за нее. Уж больно много пережила девчушка в таком юном возрасте. И ничегошеньки не знает о жизни в городе.
– Что-то рановато вы задумали сыграть в ящик, старина, – ухмыльнулся Кейн.
– Уж я постараюсь протянуть как можно дольше, – серьезно ответил Джон. – И все же у меня отлегло бы от сердца, если бы Мэри Бэн как-то устроилась и нашлись бы люди, которые позаботились бы о ней.
– А как насчет того, чтобы проехаться с нами до Джанкшен-Сити?
– Я уже подумывал об этом, когда услышал, что женщины едут именно туда. Думаете, там найдется работа и такому старику, как я?
– Мне казалось, вы собираетесь мыть золото на ручье Криппл-Крик.
– Не-е-т! Чего ради я буду морозить свою старую задницу из-за нескольких крупинок, которые тут же уйдут в уплату за бобы и бекон? Кроме того, лагерь золотодобытчиков неподходящее место для Мэри Бэн.
Кейн выбрал гладкий камешек и бросил его в блестящую на солнце воду. Каждому кто-то нужен, подумал он. Этому седому старику с хриплым голосом явно не хватало кого-то, о ком он мог бы заботиться, и он нашел одинокую девчушку, у которой больше не было никого на свете.
– Я знаю кое-кого в окрестностях Джанкшен-Сити. Они будут рады Мэри Бэн. И вам тоже, старина, если вы, конечно, сможете быть полезным на ранчо, где разводят лошадей.
Джон снял шляпу и почесал голову.
– Именно на это я и надеялся.
– До Денвера осталось не больше недели пути. Еще неделя уйдет на дорогу до Джанкшена, если погода не задурит.
– И если мы обойдемся без поломок. Думаю, через пару деньков надо будет подправить колеса у фургона Хиллов.
Кейн почувствовал предупреждающий спазм в желудке, и его рот наполнился слюной. Через минуту боль заполнила живот, и он замер, дыша урывками и ожидая настоящего приступа, который не замедлит последовать через несколько минут.
– Я немного проедусь, Джон, – проговорил он, как только сумел справиться с дыханием. Он старался говорить как бы между прочим. – Генри, будь добр, отведи мулов вместе лошадьми назад и стреножь их. Я скоро вернусь.
Не дожидаясь ответа, он быстро прошагал к своей лошади, вскочил на нее и скрылся в густых зарослях ивняка, росшего вдоль ручья. Он стиснул зубы и закрыл глаза от боли, которая разрывала его нутро. Он остановил Рыжего Великана и подождал в надежде, что боль отпустит его. И она действительно отпустила, но он по-прежнему боялся шелохнуться. Лоб покрылся испариной, и он вытер его рукавом рубашки.
Это был первый приступ за последние дни. Он чувствовал себя намного лучше и был уверен, что все это благодаря качественной еде, которую готовила миссис Хилл: супам, рису, бульонам из кролика с клецками. Его желудок не принимал жирной пищи, и Кейн старался держаться от нее подальше. Он вспомнил, что съел за завтраком. Очень немного. Он был постоянно голоден, но, боясь рисковать, ел до смешного мало. Теперь придется есть побольше, а то не хватит сил на дорогу. Слабость по-прежнему пугала его.
Уши Рыжего Великана насторожились буквально за считанные секунды до того, как Кейн услышал стук подков. Приближавшаяся лошадь свернула с дороги и подъехала к зарослям ивняка. Кейн развернул коня, чтобы встретить всадника, кто бы это ни был, лицом к лицу. Он выпустил поводья и положил руку на бедро поближе к кобуре.
Отодвинув ветки в сторону, к нему подъехала Ванесса. Лицо ее было серьезно. Голубые глаза вопросительно смотрели на Кейна, а лицо выражало озабоченность.
– Кейн? Что-то случилось, да? Я видела, как вы вдруг уехали…
Он медленно улыбнулся.
– Да нет, все в порядке. Я заметил движение и подумал, что поохочусь, нам не помешает запас свежего мяса. Но если тут и был олень, то сейчас он, наверное, уже в Техасе.
С минуту Ванесса, сурово сдвинув брови, изучала его лицо.
– Вы побледнели, и вокруг рта белое. Вы больны? Тетя Элли утверждает, что вы почти ничего не едите. Ей кажется, что вам не нравится ее стряпня.