— Само собой, у тебя есть указания, но ты ведь не приставлен стражником к своей хозяйке?
— Все в порядке, — быстро сказала Изабелла. — Я хорошо знаю этого джентльмена. Не надо ждать меня. Возвращайтесь на Арлингтон-стрит, а если леди Мэриан спросит обо мне, скажите, что я вернусь через час.
— Хорошо, леди, раз вы так хотите, — сказал Ян, но отъехал он с неохотой, потом остановился и посмотрел на них долгим пристальным взглядом.
— Очевидно, он не доверяет мне ни на грош. Что, по его мнению, я собираюсь делать? Уехать с вами на час, на день, на неделю? — Глаза Люсьена угрожающе сверкнули. — Кстати, это мысль. А у вас не возникло желания убежать от этого вашего высокомерного мужа?
— Не говорите о Роберте в таком тоне. Он милейший человек в мире.
Люсьен усмехнулся.
— Неужели? И весьма богат. Поэтому вы вышли за него замуж?
— О, вы невозможны. — Изабелла сердито отвернулась от Люсьена. — Я не собираюсь давать вам отчет о своих поступках.
— Верно, но не браните меня. Вы ведь хорошо знаете: я говорю то, что думаю. Клянусь, я разрыдаюсь, если вы станете ругать меня.
— Вы просто смешны. — Но, сама того не желая, Изабелла заулыбалась.
— Так-то лучше. Давайте погуляем вместе, как старые друзья. Мне есть что рассказать, и вам тоже.
Он натянул поводья и соскочил с седла. Потом взял уздечку и помог Изабелле спешиться. Привязал лошадей к одному из белых столбиков, окаймлявших тропу для верховой езды, и непринужденно взял Изабеллу за руку. Ей показалось, что не было всех этих последних месяцев, и они снова гуляли вместе на заре, и морской ветер овевал их.
Люсьен начал рассказывать ей о своих приключениях в ту ночь, когда он украл лошадь Джеймса и ускакал.
— Ваш кузен был очень сердит?
— Он был вне себя от ярости! — Изабелла слегка улыбнулась при воспоминании об этом. — Особенно, когда конюх из Уайт-Харта привел лошадь обратно с вашим сообщением.
— Ну и жалкий же у меня был тогда вид, в точности ворона в павлиньих перьях, — горестно продолжал Люсьен. — Наверное, владелец гостиницы решил, что я разбойник с большой дороги, который отобрал у какого-нибудь несчастного путешественника его золотишко. А на последней ночевке мне пришлось делить комнату в гостинице с каким-то деревенщиной, от которого так воняло, будто он только что вылез из свинарника, и он сам бы освободил меня от оставшихся Денег, если бы у меня не хватило благоразумия не пить слишком много и не держать ухо востро.
— Что вы с ним сделали? — с любопытством спросила Изабелла.
— Ничего особенного.
Люсьен продолжал свой рассказ, вставляя в него забавные замечания и выставляя себя героем.
— А шевалье де Сен-Джордж действительно ваш дядя? — спросила Изабелла.
— Ну, не совсем. Кузен кузена, если хотите знать, — уклончиво ответил Люсьен. — Надо было видеть его лицо, когда я оказался на пороге его дома в таком виде, будто только что из рождественского представления. Но мы хорошо ладим, все нормально. Ну, а как вы? Я не поверил своим глазам, когда увидел вас в сиянии красоты на балу у графини и замужем, не более и не менее, как за сыном графа Гленмурского. Ваш дядя догадался о наших встречах?
— Да, но уже потом, какое-то время спустя.
— Он был очень сердит?
Но Изабелла не могла заставить себя рассказать о той унизительной порке.
— Он расспрашивал меня, но я ничего ему не сказала, иначе он послал бы в погоню за вами. Только после вашего отъезда начались неприятности. — Изабелла замолчала, а он сжал ее руку.
— Расскажите мне об этом.
И она начала говорить о Ги, о его участии в делах контрабандистов, об одиночестве, о разлуке, которая им с братом угрожала.
— Я знаю, все это глупости, но я мечтала, что вы вернетесь и все уладится, как по волшебству.
— Понимаю. Я так часто думал о вас, — с раскаянием в голосе сказал Люсьен. Он взял Изабеллу за руку и пригласил сесть рядом с собою на одну из выкрашенных в белый цвет скамеек у озера. — Но мне нужно кое в чем признаться.
— Признаться? Я не понимаю.
— Да и как бы вы поняли? — Он сделал паузу для большего эффекта. Люсьен опутывал ее искусно сплетенной паутиной из лжи и полуправды, а она, святая невинность, верила всему. — Раньше я не мог вам рассказать, потому что мне было стыдно. Видите ли, я никогда не знал своего отца.
— Вы хотите сказать, он умер до вашего рождения?
— Нет, хуже. Это было на Мартинике, и, кажется, он оставил мою мать, когда она забеременела. Она о нем никогда не говорила, и только когда я уезжал, покидая ее и остров, может быть, навсегда, она назвала мне его имя.