— И где бы ты оказалась? В тюрьме или, по меньшей мере, тебя бы выслали из страны. А что касается меня, то у меня нет никакого желания ползти домой, поджав хвост, — шутливо заметил Роберт.
— О, Роберт! — воскликнула расстроенная Изабелла, но она не могла благодарно не улыбнуться мужу за попытку успокоить ее.
— Так-то лучше. Теперь пойдем выпьем шампанского и посмотрим, над чем можно посмеяться вместе. Сегодня здесь много смешного и вызывающего. Осколки утраченного мира.
Постепенно негодование Изабеллы утихло, и остаток вечера прошел довольно приятно. Они встретили своих лондонских знакомых. После разговора с Бонапартом Роберт задумался. Доктор Анри Риваж, по последним секретным донесениям, попавшим к нему, почти наверняка имел отношение к французской разведке, и на его счету было рекордное количество жертв среди роялистов и других инакомыслящих, которых он выдавал полиции. Париж, внешне спокойный и такой веселый и гостеприимный, был полон темных интриг.
Роберт провел год в Сорбонне вместе с одним из своих кузенов, когда ему было семнадцать лет. Тогда революция лишь темной тенью маячила на горизонте. Он хорошо знал старый город, с его университетом и Латинским кварталом, с узкими улочками, где крыши домов почти соприкасаются, где люди живут всю жизнь в мансардах и на чердаках, — старинные, красивые и большей частью злачные места. Когда Изабелле надоели элегантные магазины улицы Риволи, вереницы фешенебельных экипажей на Елисейских полях и в Булонском лесу, Роберт водил ее по улицам, связанным с именами поэтов и писателей, показывая темные переулки, где Франсуа Вийон провел свою нищую, но яркую жизнь, вечно с пустыми карманами, то оказываясь в тюрьме, то выходя из нее, писал свои остроумные едкие стихи, дом, где Абеляр поклонялся Элоизе, сочиняя лирические стихотворения, проникнутые неистовой трагической любовью.
…Вот эта роза! Для самой любви
Она цветок изобретенный.
Ведь в этом мире ею, посмотри,
Захвачен в плен любой влюбленный.
— Откуда ты все это знаешь? — с любопытством спросила Изабелла, и Роберт рассмеялся.
— Результат неправильно проведенной юности. Стихи ученых мужей средневековья были частью курса наук.
Изабелла была счастлива, что между ними так много общего, и ослепительный образ Люсьена начал меркнуть.
Она увидела дом, где жил Дантон, и дом, из которого Робеспьер пошел на казнь; содрогнулась у двери, через которую прошла Шарлотта де Корде, чтобы убить кровавого Марата в его ванне.
Однажды он показал ей дом, где умер Пьер Ронсар, самый знаменитый из поэтов.
— Папа был большим ценителем его стихов, — сказала Изабелла. — Он любил читать их нам. Ги быстро начинал скучать, хотел убежать, вернуться к играм, но мне стихи нравились, хотя я не всегда понимала, что они значат, — она вздохнула. — Наверное, теперь все эти книги у Анри Риважа.
— Если толпа не сожгла их вместе с замком. Книги очень хорошо горят.
По пути в гостиницу он купил ей старинный экземпляр книги стихов Ронсара в кожаном переплете на книжном лотке на набережной Сены, а поздно вечером, опершись о локоть, смотрел на Изабеллу, усевшуюся по-турецки на огромной старомодной кровати и читавшую отрывки из ее любимых стихов. Изабелла выглядела такой юной, милой и невинной… Но такова ли она на самом деле? Роберт вовсе не был так невосприимчив к злобным сплетням, как старался показать окружающим. Некоторые из них дошли до него. Мэриан постаралась. Он уже догадался, что между Изабеллой и этим красивым повесой Люсьеном де Вожем происходит что-то большее, чем казалось на первый взгляд. Был ли он тем юношей, потерпевшим кораблекрушение, которому она хотела все отдать? Был ли он тем человеком, к которому она бегала на свидание на берег моря, как намекал тот чертов контрабандист? Роберт ждал, когда она сама расскажет ему все в своей обычной простодушной манере, и то, что она ничего не сказала, беспокоило его все больше.
— Одно из моих любимых, — говорила она, — сонет, который он написал своей возлюбленной. Ты помнишь? То, которое начинается со слов: «Quand vous serez bien vieille, au soir, a la chandelle…»
— Переведи мне, — лениво попросил он.
— Роберт, ты надо мной смеешься. Ты же прекрасно понимаешь эти стихи.
— Может быть, но я хотел бы услышать, что у тебя получится.
Изабелла сосредоточилась, подбирая слова.
Когда уж старенькой, со свечкой, перед жаром Вы будете сучить и прясть в вечерний час, — Пропев мои стихи, вы скажете, дивясь: «Я в юности была прославлена Ронсаром!»[18]