Леди Анна замолчала, но мы еще долго сидели в тишине.
– Почему ты мне ничего не рассказывала? – наконец, смогла выдавить из себя вопрос.
– Не хотела настраивать тебя против отца.
Ну, в этом вся мама. Нет, я никогда не думала, что между моими родителями были какие-то головокружительные чувства. Отец и с Аридой, своей бывшей фавориткой, а ныне – женой, не особенно ласков, а уж женщина, с которой он решил развестись спустя три года брака – почти сразу после смерти ее отца – явно не вызывала в нем теплых чувств.
– Но ты уже столько лет это в себе носишь…
– Я думала, что все утихло, – грустно улыбнулась леди Анна. – А теперь он здесь… И я не знаю, как на это реагировать, потому что понимаю – ничего не изменилось, – вздохнула она и, замявшись, добавила:
– С моей стороны.
Я вспомнила, как смотрел на нее этот Вепрь вчера в тронном зале – как на пустое место. Вряд ли он забыл унижение, которому его здесь подвергли больше 20 лет назад. Возможно, даже в том же самом зале…
– Мне пора собираться на кухню, – вскинулась мама, осознав, что мы засиделись. – Понятно, что ругать меня не будут, но при таком пополнении голодных ртов, и так рук не хватает, – пошутила она, стараясь развеять тяжелую атмосферу грустных воспоминаний.
– Да, – кивнула я, отрешенно поднимаясь. – Мне тоже надо к учителю идти.
– Скажи ему, что у меня закончился липовый цвет, и я буду благодарна, если найдет мне хотя бы горсточку.
Я снова кивнула и пошла к себе переодеться, на ходу переваривая все только что услышанное. Не могу сказать, что рассказанная мамой история заставила переосмыслить мое мнение об отце и деде, но немного темных красок в их и без того мрачные портреты все же добавила. Можно смело сказать, что эти двое испортили моей матери жизнь. Да, она, как по мне, все еще молодая женщина – ей всего 42 года (при этом, выглядит она лет на десять младше), но какое у нее будущее? Замуж вышла слишком рано, сразу же родив меня. Для какого-нибудь Эшора 15 лет – это нормальный возраст для вступления в брак, но для Малахии – рановато (а для «дикого» Севера, как оказалось – просто недопустимо). Когда мне было два года, отец развелся, взяв другую жену. У мамы был выбор: монастырь или жизнь безмолвной тени во дворце. Она выбрала второе, лишь бы не разлучаться с дочерью, которая внезапно стала незаконнорожденной, хоть и родилась в браке. Почему-то развод считается позором лишь для женщины, так что матери приходится жить с клеймом отвергнутой жены. Отец Деметрий уверяет, что так было не всегда – еще несколько поколений назад место женщины в малахийском обществе было более терпимым. Затем начало сказываться пагубное влияние Эшора, которое сейчас стало просто катастрофическим, несмотря на конфликт между странами. Даже в одежду и обстановку комнат въелось модное веяние с разноцветным тюлем, бисерным шитьем, «тяжелыми» ароматами, украшениями в виде монет и прочей душно-кричащей непрактичностью.
Благородной женщине сейчас по статусу положено ничего не уметь, а молча радовать глаз, если есть желание удачно выйти замуж. Нас с мамой вообще принято не замечать, ведь ей замужество уже даже при желании не светит, а у меня подобного желания нет – чьей-то домашней болонкой я быть не хочу (в день, когда эшорский император в гневе от меня отказался, мы с мамой на радостях объелись сладкого). Работу при кухне леди Анна выбрала сама, чтобы занять себя чем-то полезным. Но там работает немало женщин, так что мужского осуждения ей почти не достается. Разве что от каких-нибудь желчных дворян.
Кстати, о желчных дворянах. Я вдруг подумала, что если Рэддон был одним из советников деда, то, возможно, именно он и был главным инициатором разрыва отношений мамы с северным герцогом. Уж мне ли не знать, как мой отец умеет манипулировать в стремлении добиваться своего. Ведь он стал именно полноценным королем, а не принцем-консортом, как положено при женитьбе на наследнице… А уж в свете слухов о возможном браке его драгоценной Флоры и северного короля, невольно возникает вопрос: любит ли мой отец хоть кого-нибудь, кроме власти?
Уже у себя в комнате я вспомнила, что забыла рассказать о нортморской грамоте. Более того, эту самую грамоту я оставила на чайном столике в маминой комнате.