– Что? – хрипло переспросила Анна, ощущая, что паника все же начала брать свое, сдавливая ей горло.
Герцог презрительно скривился:
– Скажи еще, что всего лишь неудачно подобрала слова, умоляя меня забрать тебя отсюда, и я себе все придумал. У меня не настолько богатое воображение.
Леди Анна нервно сглотнула.
– Простите, Ваша Светлость, но вы ошибаетесь. Я ни о чем подобном не просила…
Вместо ответа, он раздраженно начал расстегивать верхние пуговицы камзола, на что Анна в испуге округлила глаза, невольно отклонившись назад. Но мужчина ограничился лишь тремя застежками, после чего полез за пазуху, вынул оттуда вчетверо сложенный лист бумаги, и раздраженно бросил ей на колени. Словно предчувствуя, что ничего хорошего она там не обнаружит, женщина с полминуты смотрела на бумагу, словно на гремучую змею. Но, решившись, все же взяла и, затаив дыхание, начала медленно разворачивать, ощущая, как сильно эта бумага истрепана на сгибах, словно ее бесчисленное количество раз разворачивали и снова складывали. Леди Анне пришлось перечитать письмо трижды, прежде чем ее разум, отказывающийся верить в происходящее, принял смысл прочитанного. А дальше ее охватил уже настоящий ужас, потому что строки, выведенные ее изящным почерком, поражали своим бесстыдным содержанием. Прикусив дрожащую губу, женщина почувствовала, что задыхается от страха, обиды и бессильной ярости. Вот такой теперь ее видит Уильям Норридж – бессердечной стервой, играющей на его прошлых чувствах?
– Ваша Светлость, – она подняла на мужчину взгляд, с усилием держа лицо и не позволяя себе уже покалывающие в глазах слезы, боясь, что он воспримет это как очередную манипуляцию, дополнившую образ изображенной в письме падшей женщины. Но дрожь в голосе скрыть все же не удалось:
– Я… этого не писала.
Глава 8. Раскаяние (3)
«Мой милый Уильям,
Ты, наверное, меня ненавидишь. Конечно, так и есть. И я тебя не виню, ведь вполне заслуживаю твою ненависть за совершенное некогда предательство. Когда-то я предпочла тебе другого мужчину, посчитав его более достойным моей руки и трона моей страны. Тогда мне это казалось правильным, но теперь я горько раскаиваюсь. Я была молода и действовала импульсивно. Ты же знаешь, что женщинам свойственно такое поведение? Даже мужчины совершают ошибки, так, может, не стоит судить через чур строго женщину, оступившуюся однажды по глупости и неопытности? Особенно, если она искренне желает искупить свою вину.
Сейчас я лишена всего и единственное, что у меня осталось – это память о нас и о твоей ко мне любви. Я же знаю, что ты любил меня. И если бы ради нашего общего прошлого ты мог спасти меня от той ужасной участи, что мне отведена мужчиной, которого я, увы, разлюбила, я благодарила бы тебя до конца своих дней. Я готова на все, лишь бы ты меня простил. Прошу тебя, спаси меня и мою дочь. Девочке необходимо уехать, пока она тут совсем не превратилась в крестьянку, забыв свое благородное происхождение… Ты же близок к королю и, уверена, сможешь убедить его договориться с моим бывшим мужем. Для тебя это такая малость. Я же буду благодарна тебе бесконечно.
Помоги мне и моей дочери в память о нашей любви!
Вечно твоя,
Анна»
– Я бы никогда… никогда такого не написала, – запинаясь, прошептала леди Анна. – Я думала, вы-то меня хорошо знаете…
Норридж выхватил письмо из ее рук.
– Но это твой почерк! – вскричал он, обвинительно взмахивая бумагой, как неоспоримым доказательством. – Я сравнивал!
Анна лишь молча подняла на мужчину затравленный взгляд, встретив который, герцог как-то сразу растерял свою воинственность и на несколько секунд замолчал. А после добавил уже спокойным голосом:
– У меня же остались твои письма…
– Да, я не отрицаю, что почерк выглядит как мой, – опустила голову женщина, сглатывая ставший в горле ком. – Но я не писала этого.
Ухватив ее за подбородок, Норридж заставил Анну поднять лицо, и некоторое время пытливо вглядывался в ее глаза, которые та настырно отводила. Одну слезу она все же не сдержала, возненавидев себя за это. Леди Анна чувствовала, будто по ее гордости, которой не причинил вреда развод и пренебрежение нелюбимого мужчины, сейчас прошли все природные стихии разом, несущие смерть и разрушения. Наконец, она закрыла глаза, выворачиваясь из пальцев герцога и зажмуриваясь от бессилия.