– Знаешь, – заглянув обратно в комнату, прикрикнула на служанку я. – Все это совсем уж не твое дело!
Впрочем, несмотря на подобные перебранки, которые между нами происходили ежедневно, мы с Гретой неплохо ладили, извлекая из этого взаимную выгоду. Четыре года назад, еще до того, как Флора вступила в совершеннолетие, отец собирался выдать меня за короля Каримия – правителя Эшора, который настырно напрашивался к Рэддону I в зятья. Грета была приставлена ко мне с четкой задачей: шпионить, передавая отцу отчеты о всевозможных проступках и стараясь внушать послушание и смирение по поводу грядущего замужества. Но реализация у этой затеи была, прямо скажем, убогая, так что я быстро перевербовала служанку на свою сторону. А Грете, в свою очередь, хватило ума понять, что подобная служба несдержанному и гневливому правителю, ей ничего хорошего не принесет. В то время как единственное, чего требовала я – не докучать мне нравоучениями. Хотя, она и с этим не справлялась. Но менять служанку было все же рискованно – вдруг следующая окажется более изобретательной в слежке и манипулировании? Так что я получала свою порцию никому не нужной жизненной мудрости сомнительного качества, а отец с ворчливым недоверием принимал отчеты о том, что его старшая дочь покорна своей участи и ждет не дождется объявления помолвки со столь желанным женихом.
Вот только Каримий не знал, что за стекляшку ему подсовывают под видом бриллианта. А когда узнал, то так разозлился, что объявил Малахии войну. В чем-то я его даже понимаю. Хотя у меня никогда не вызывал симпатии король Эшора, с некоторых пор требующий, чтобы его называли императором с приставкой «Блистательный» (что, по-моему, говорит о многом). Да и весь народ Малахии не обязан расплачиваться за то, что их правитель вообразил себя гениальным махинатором. Отец долго не давал окончательного согласия, заставляя эшорца прямо-таки уговаривать себя. Но не потому, что не хотел расставаться с дочерью, а просто намеревался выторговать наилучшие условия подобного альянса. Эшор – самая богатая страна Арронского континента, которая меньше чем за десятилетие расширилась с юга до северо-запада, охватывая теперь Малахию полумесяцем и упираясь на севере в границы Нортленда. К тому же, она является главным поставщиком драгоценных металлов и изумрудов не только на континенте, но и на дальних островах. Так что Рэддон якобы хотел продать малахийские земли подороже, которые славились плодородным черноземом, густыми лесами да залежами недрагоценных металлов. А тут еще и выяснилось, что земли эти к выставленной на торги дочери вовсе не прилагаются…
Я смотрела на темнеющий в стремительно сгущающихся сумерках горизонт. Именно с той стороны на Малахию грозила двинуться армия Эшора, стоит северянам отступить. Но если в ближайшие дни договор с Нортлендом будет официально заключен, малахийцам нечего будет бояться, а Блистательному Каримию придется оставить границу там, где она есть.
– Ну не может же король Севера быть еще и хуже того изумрудного кровопийцы, – услышала я голос Греты практически над ухом, вздрогнув от неожиданности.
Хоть я привыкла к беспардонности и толстокожести служанки, но сегодня эти ее качества особенно сильно раздражали. Она что, пытается меня убедить, будто выталкивать за варвара замуж инфантильную Флору – отличная идея?
– У них… разная степень хужести, – ответила я, не оборачиваясь. – Вот тебе что предпочтительнее – чтоб голова весь день болела или чтоб живот крутил?
– Так прямо и не скажешь, – протянула Грета, которую вообще сложно было чем-либо озадачить. – Но с больной головой, пожалуй, чуть попроще. Именно поэтому я за лекарствами от нее больше к лекарю не хожу. От священника и то больше проку, чем от такого лекаря…
Я невольно улыбнулась. Как бы двусмысленно ни звучало заявление Греты, мой воспитатель отец Деметрий и правда умел лечить получше любого лекаря. В травах он разбирался отлично и немало обитателей дворца уберег от прописываемого по поводу и без кровопускания и «целебных» настоек, которые мало кто мог удержать в желудке.
Словно в ответ на мои мысли, со стороны конюшен, где чаще всего обретался отец Деметрий, души не чаявший в лошадях, послышались крики и громкий треск. И хоть балкон мой выходил как раз на задний двор, освещение уже не позволяло рассмотреть, что там произошло.