— Унеси это. Видеть не могу. Нюхать не могу. Даже чувствовать рядом не могу. Вечные снега! Что со мной творится?
— Поешь, госпожа. Может, хоть что-то задержится, а то тебя, того гляди, с этого балкончика ветром унесет.
— Не могу, Ана.
— А я тебе травок заварю. Может, и полегчает. Когда началось-то все?
— Как вышли в море.
— Ну-ну… — неопределенно проворчала Анайриэль. — Давай-ка, садись, поешь. А заодно расскажи новости. Отвлечешься, все и проскочит. Что я тебя уговариваю, как малое дитя, честное слово!
Тир взяла кусочек мяса и пожевала его:
— Соли маловато.
— Никто не жаловался, — Анайриэль пожала плечами. — Давай-ка лучше рассказывай. Я умираю от любопытства.
Ане хотелось знать все — размеры и устройство замка Дома Красного дуба, каким оказался прием, оказанный там снежным эльфам, подробнейшее описание свадебного наряда невесты и прочие мелкие подробности. Она искренне ахала, слушая повествование Тир о событиях бурного свадебного дня, умилялась, узнав о внезапно объявившемся богатом и знатном деде Кэлибора, до колик смеялась, услышав о стремительном броске молодоженов из церкви в спальню… Тир пересказала ей все. Кроме одного. Ни в одной из ее историй не присутствовал лесной эльф по имени Эристор.
— Ну, вот и слава Духам, — удовлетворенно проворчала Ана, забирая у госпожи пустую тарелку. — А теперь ложись и поспи. Я сейчас тебе травку заварю, принесу.
Однако когда она вернулась, Тир уже спала. Ана поставила отвар у изголовья и заботливо укрыла госпожу, которой хватило сил лишь на то, чтобы снять сапоги и кольчугу. Потом она вышла в зал. Обычно в день возвращения дружины из похода закатывался пир, но сегодня настроения ни у кого не было. Болезнь госпожи наложила отпечаток на все. Вздыхая и ворча, Ана отправилась в их с мужем комнату. Эрик уже лежал в кровати. Задув лучину, она тоже быстро разделась и скользнула к нему под одеяло. Муж, засопев, притянул ее к себе.
— Неужто соскучился, медведина снежная?
Когда через полчаса супруги лежали, обнявшись и умиротворенно вздыхая, Ана, поудобнее устроив лохматую мужнину голову на своей груди, требовательно произнесла:
— Рассказывай.
— Ты же, небось, уже расспросила госпожу.
— А теперь ты расскажи.
Эрик вздохнул и, прикрыв глаза, своими словами пересказал события последних трех месяцев.
— Кто такой Эристор?
Бородач даже приподнялся, изумленно глядя на жену:
— Тир, что же, ни разу не упомянула его?
— Нет. А что, должна была?
Эрик откинулся на спину и хмуро уставился в темноту.
— Кто он такой?
Эрик скривился, хотя и ждал этого вопроса — он слишком хорошо изучил свою супругу.
— Спроси у госпожи, — попытался отбрыкаться он, заведомо зная, что все его увиливания не приведут ни к чему.
Не прошло и получаса, как он сдался:
— Это старший брат Куиниэ.
— Ну, и что в нем такого особенного? — не унималась Ана.
Она, как хорошая борзая, почуяла след, и теперь ничто не могло унять в ней любопытство. Эрик вздохнул в последний раз и выпалил:
— Он и госпожа Тир стали любовниками.
Ану словно подбросило на кровати.
— Он спал с ней? — тряхнув мужа так, что кровать жалобно затрещала, воскликнула она.
— Да, — буркнул Эрик и удивленно увидел, как его супруга как была — непричесанная, босая и в одной ночной рубахе, выскочила из комнаты.
Анайриэль тихонько пробралась в спальню госпожи и облегченно увидела, что ее отвар не тронут. Ворча себе под нос:
— Это не годится, совсем не годится тебе, дурочка, — она выплеснула содержимое чашки с балкончика.
Потом постояла, задумчиво глядя на разметавшуюся во сне Тир, и уже было пошла к двери, как вдруг та зашевелилась и тихо простонала что-то во сне. Ана вернулась, а после, помедлив, склонилась, ловя неровный шепот.
— Эристор… — вместе с дыханием долетело до нее, и Ана резко выпрямилась, поджав губы.
Набычившись, хмуря брови, она пересекла зал, вошла к себе в комнату и вновь запалила лучину. Эрик сощурил на нее сонные глаза.
— Выкладывай, — распорядилась она, и муж, обреченно хлопнув себя по лбу, откинулся на подушки.
Сидя на кровати и задумчиво покусывая ноготь, Ана выпытала у него все.
— Эх, меня не было рядом! Я бы им обоим вправила мозги, — восклицала она. — Наша-то, конечно, известная гордячка, ну, а он-то тоже хорош! И что теперь со всем этим делать?