РЕНЕ: Вот так, как вас теперь. Должно быть, я пришел в час прогулки.
ГУСТАВ: Я и не знал, что их прогуливают.
РЕНЕ: Все, как одна, прелестны. Свежие, улыбчивые, волосы легкие, воздушные. Они были просто неотразимы.
ГУСТАВ: И много их там?
РЕНЕ: Они меня окружили. Из небольшой дверцы в переулок выплеснулась целая ликующая орава и буквально поглотила меня. С первого же момента они проявили глубокое почтение к моей ноге и одарили меня сочувствующими улыбками… Вначале я сохранял несокрушимое достоинство «героического воина, гордого принесенной им жертвой», пока не появилась молодая женщина, сопровождавшая девочек…
ФЕРНАН: Как это молодая женщина?
РЕНЕ: Прекрасная, как роза! И стоило ей улыбнуться, потупив очи, как я лишился всего, чем обладал… вернее, того, что от этого осталось. Потом они испарились, а я всё стоял на своих полутора ногах… не в силах последовать за ними.
ФЕРНАН: И какого же возраста были девочки?
РЕНЕ: Ну… лет двенадцати-тринадцати.
ГУСТАВ: Интерес к двенадцати-тринадцатилетним девочкам вам как раз по возрасту.
ФЕРНАН: Будьте осторожны, по крайней мере. Вас могут неправильно понять, видя, как вы ковыляете, преследуя группу девочек.
ГУСТАВ: А ваша роза, на что она похожа?
РЕНЕ:…На цветок.
ФЕРНАН: Теперь понятно.
РЕНЕ: На длинную лилию… стройную и гибкую.
ГУСТАВ: Глядите-ка, вы, оказывается, тоже поэт!
РЕНЕ: Согласитесь, что это большая неожиданность. Я и понятия не имел, что в шестистах метрах отсюда имеется школа для девочек.
ГУСТАВ: Я тоже не знал.
РЕНЕ: Но для вас-то это естественно: вы ведь вообще не выходите.
ГУСТАВ: Никогда. Комната, терраса, тепленький супчик и баиньки.
РЕНЕ: Однако… вчера вечером вы нарушили эту свою привычку… Браво!
ГУСТАВ: Благодарю вас.
РЕНЕ: Сестра Мадлен сказала мне, что сожалеет о том, что вы такой вспыльчивый… сварливый…нехороший… неприятный… злобный… желчный, она еще добавила, потому что у вас замечательный вкус и, вполне вероятно, большой талант.
ФЕРНАН: А я спрашиваю себя, не влюблена ли сестра Мадлен в вас, Густав.
ГУСТАВ: Ох, не надо было мне ее валтузить. В результате всё обернулось против меня.
ФЕРНАН: Стало быть, в результате вы повстречались с малышкой.
РЕНЕ: Повстречался? Случайно столкнулся.
ГУСТАВ: И что же вы теперь намерены делать?
РЕНЕ: Понятия не имею.
ГУСТАВ: Опять туда пойдете?
РЕНЕ:…Вполне вероятно.
ГУСТАВ: Можно не сомневаться.
РЕНЕ: А что же мне еще остается? Не могу же заговорить с ней на улице.
ФЕРНАН: Почему бы и нет?
РЕНЕ: Неприлично.
ФЕРНАН: Неприлично! На дворе 1959 год, старина! Ничего неприличного больше не существует. С женщинами надо вести себя в современной манере.
ГУСТАВ: Да, будьте посовременней.
ФЕРНАН: Рассмешите ее.
РЕНЕ: Интересно, как вы себе это представляете?
ФЕРНАН: Пошутите как-нибудь.
ГУСТАВ: Каламбур отпустите… Хотите, я для вас придумаю?
РЕНЕ: Нет, спасибо, это бесполезно.
ГУСТАВ: Вы правы. Смешить женщин — дело бессмысленное.
ФЕРНАН: Не согласен. Напротив, это чрезвычайно важное занятие.
ГУСТАВ: Иллюзии! Никогда женщина не выберет того, кто ее смешит, она выберет того, кто вызывает у нее желание. Я имею в виду желание физиологическое. У высокого, красивого парня, хорошо сложенного, с прекрасной шевелюрой, пусть даже он и мрачен, гораздо больше шансов соблазнить женщину, чем у веселого шутника, если он лыс и не вышел ростом.
ФЕРНАН: А при равных физических качествах они предпочитают тех, кто их веселит.
ГУСТАВ: Поверьте, я знаю это не понаслышке: не надо их веселить, надо просто им нравиться.
РЕНЕ: (Густаву) А приходилось вам хоть раз рассмешить женщину?
ГУСТАВ: До слез!
ФЕРНАН: Это такое чудо — смеющаяся женщина. Она обо всем забывает, она забывается до того, что… предлагает себя в дар. Лично я полагаю, что рассмешить женщину столь же важно, как и доставить ей наслаждение.
РЕНЕ: Не так-то легко, однако, совместить и то и другое.
ГУСТАВ: Никогда не говорите женщине, что рассмешить ее столь же важно, как и доставить ей наслаждение. Она как раз может подумать, что вы не намерены совмещать одно с другим, и немедленно вас покинет.
РЕНЕ: Ваше теоретизирование по любому поводу действует на меня удручающе.
ФЕРНАН: В любом случае в подобных делах следует не рассуждать, а действовать.
РЕНЕ: Когда я приехал в Париж в 1913 году, я ходил за женщинами следом.