– Наш общий друг Кирилл украл у меня партию товара на довольно крупную сумму и скрылся. Думаю, ты понимаешь, что нам легче было отыскать тебя. Что будем делать с его долгом?
Я в миг похолодела. Партию товара?.. Уезжая в Стамбул, Кирилл уверял, что ему есть с кем здесь работать, что у него есть план. Но не мог же он придумать такой план...
– У меня есть деньги, – быстро ответила я, вспоминая про перечисленную от государства сумму.
Мы не могли уехать без этих денег, это должен был быть наш стартовый капитал – деньги, которые перечислило государство после выпуска из детского дома. Мы на целый год застряли из-за этого в России. А сейчас они могли бы нас спасти, там же было больше миллиона...
Не говоря больше ни слова, я расстегнула рюкзак и попыталась отыскать кошелёк, но карты в нем не оказалось. В душу стали закрадываться мерзкие подозрения, но я поспешно их отгоняла. Кир не мог, я отказываюсь в это верить. Дрожащими руками я перерыла все вещи в рюкзаке, психанула и просто вытряхнула содержимое на кресло рядом с собой. Внезапно мне стало абсолютно плевать на то, что это за люди, что они могут со мной сделать, важно было одно – похоже, меня предал единственный близкий человек.
С губ сорвался истеричный смешок, а в глазах застыли слезы. Подняв ошарашенный, опустевший взгляд на хозяина дома, я не смогла ничего сказать. Даже он смотрел на меня с жалостью.
– Смотрю, не я один что-то потерял. Только твоя потеря гораздо больше, не так ли? – я не смогла ничего ответить, чувствуя, как слезы текут по щекам. – Запри её, Доган. Пусть наша птичка подумает.
Глава 7
Я и сама не заметила, как выжала максимальную скорость. Сознание затмевала злость и жалость к себе. К той девочке, которую лишили всего. Мне было девятнадцать, перед глазами маячила призрачная мечта на жизнь с любимым человеком. Мне так хотелось не быть одной, а Кирилл подарил мне эту возможность. Я чувствовала себя нужной и любимой и только потом поняла, что всё это придумала себе сама. Кир отобрал у меня эту мечту, в очередной раз окунув по самое «не хочу» в реальность.
У меня никто не спрашивал кем я была, что пережила, кто мои родители и как вообще я попала в Стамбул. Мою прошлую жизнь стёрли, будто и не было детского дома, встречи с Киром и всех тех испытаний, что выпали на мою долю. Но вместе с той жизнью остались три с небольшим года счастья. Конечно, до меня только потом дошло, что Кирилл все это просто хорошо продумал. Это оказалась блестящая многоходовочка, оставившая меня без денег и с чужим долгом.
Когда глаза стали застилать слезы, адреналин уступил место страху, и меня пробила крупная дрожь. Нужно сбросить скорость. Я одна на пустой трассе и почти не соображаю, что творю. Едва ноги ступили на землю, как стащила шлем и рухнула на землю, обнимая себя руками и рыдая в голос.
Пять лет я запрещала жалеть и жаловаться, запрещала сдаваться и плакать. Это не мой путь, иначе от меня ничего не останется. Была одна цель – выжить. Я запретила себе думать о прошлом, о предательстве. Запретила мечтать, чётко обозначив границы своей новой реальности: работа на Кушоглу, все остальное лишнее. Запретила верить людям. Добрых людей просто нет, все они хотят тебя использовать. Такую мысль помог мне уяснить Аяз. Ему нужна была идеально подчиняющаяся машина, как и все его люди. Я такой и стала.
Появление Кирилла перед моими глазами что-то сломало. Баррикада, выстроенная мной, прорвалась, и воспоминания полились нескончаемым потоком. Та девочка, которую я похоронила, выбралась и решила напомнить о себе. Неужели я не хочу отомстить за неё? Неужели мне не жаль её?
Когда истерика стала отступать, я всё же подняла голову и уставилась на темный лес перед глазами. Мне отчаянно хочется сбежать, но сделать этого я не могу. Шею туго сдавил чужой ошейник.
Всё ещё всхлипывая, вытащила из кармана телефон, уставившись не на время, а на тридцать четыре пропущенных от Догана. Ни разу такого не было. Часы показывали начало первого. Вот это я покаталась...
Отступившая истерика отдала место внезапно навалившейся усталости и пофигизму. Мне стало абсолютно плевать на всё, что происходит вокруг, хоть сиди здесь до самого утра и не сдвинься с места. Но телефон в руках вновь ожил – Доган.
Не успела я приложить его к уху, как ледяной голос заставил меня поморщиться:
– Где тебя носит?
– А что? – горько усмехнулась я, вновь всхлипнув и запрокинув голову. Перед глазами бескрайнее ночное небо. – Папочка волнуется? Вдруг осознал, что разговор у нас вышел так себе и теперь ждёт пред свои ясные очи?