Все это молча слушал Исаи
И так промолвил, горестно вздыхая:
«А как же мне не лить кровавых слез?
Он жалуется — доля, мол, плохая,
Для хана гнет он спину. Ну, а я
Гну спину для него не отдыхая.
Ему корову дай, а у меня —
Одна рубаха, да и та худая;
Я в кровь изранил ноги, для него
Колючий хворост день за днем сбирая.
Пусть целый мир ему на плечи лег,—
Сам — на моих плечах: беда двойная!
Смотрите, люди, он весь мир несет,
А я несу его, изнемогая».
1930
Пой, свирель, — издалека я любимой пенье слышу.
Смолкни, притаись, душа, — голос в отдаленье слышу.
Пусть же сердце, как дитя, неизменно веселится.
Мысль о ней меня живит, голос вдохновенья слышу.
Уходи, постылый врач, я избавлен от недуга:
Радостную весть о ней в страстном упоенье слышу.
Ранний ветер, принеси нежное ее дыханье:
Аромат ее волос в тихом дуновенье слышу.
Полно, сердце, унывать и печалиться в разлуке —
От нее несут письмо, — замерев в волненье, слышу…
1932
Любимая мне письмо, свой дар золотой, прислала.
Бальзам для души моей, целебный настой прислала.
Прославить вздумалось ей невнятное миру имя,
Чтоб стал знаменитым я, безвестный, простой, —
прислала.
Иссякла моя душа, как будто пустая чаша, —
Хмельного вина она для чаши пустой прислала.
Чтоб славил я лунный лик, меня вдохновить хотела,—
Слова любви, озарив своей красотой, прислала!
1932
О мое сердце и разум укравшая,
О мой покой и свободу отнявшая,
О мою грудь сотней мук истерзавшая,
О моих стонов причиною ставшая!
Всех на земле ты милей и желаннее,
Ты лишь одно у меня упование,
Ты лишь одна моя жизнь и дыхание,
Ты лишь одна моя страсть и мечтание!
Сердцем предался тебе беззаветно я,
Жизнь отдавал я за слово приветное,
Клал я к ногам твоим клады заветные,
Верности вечной богатства несметные.
Мне же лишь камни коварно бросала ты
Сердце мое неустанно терзала ты,
Ранила душу больнее кинжала ты,
Раны — бальзама лукаво лишала ты.
Полно, жестокая, неумолимая!
Мести и злобе нет места в груди моей.
Грозные стрелы хоть в очи метни мои,
Не отстранюсь и не дрогну, любимая!
Взор хоть и часто слезою туманится,
Сердце к тебе лишь по-прежнему тянется,
Сердце в надежде своей не обманется,—
Милая с сердцем вовек не расстанется.
Алым тюльпаном будь, вешнею радугой!
Ясное счастье тебе будь наградою!
Другу будь верной и нежной отрадою!
Светом души будь и сердца усладою!
1933
ГОРА И ЗЕРКАЛО
В степи, неохватной для глаз человека,
Гора не простая взметнулась от века;
Прекрасна, величественна и стройна,
Вершиной небес достигает она.
Как хлеб каждоутренний в сумку дехкана,
К ней катится солнце из недр океана.
Густые на склонах леса и сады,
Как звездная пыль во вселенной — плоды…
Вот с зеркалом, к гордой вершине спиной,
Уселся пришелец средь шири степной.
Всю гору, в величье ее несказанном,
Хотел он увидеть в осколке стеклянном,
Чтоб, в город вернувшись, могучую стать
И дивные свойства горы описать.
Но зеркальце было так тускло и мало,
Что цели добиться ему не давало.
Хоть были глаза у пришельца остры —
В осколке не видел он гордой горы,
Не мог распознать он ни формы, ни цвета:
Поверхность скалистая, мохом одета,
Туманно мелькала в стекле перед ним…
Прибег тут пришелец к уловкам иным:
Он встал от вершины в таком отдаленье,
Чтоб полное видеть ее отраженье.
Но многое ль выиграл юноша мой?
Себе навредил он уловкой такой:
Лишь очерк свой зыбкий в стекле отражая,
Черты потеряла громада живая —
Не видно ни склонов, ни сеней ее,
Ни гордых орлов, ни оленей ее!
Не видно долин, водопадов, расселин,
Лесов, чей покров благодатен и зелен,
Где логово тигра, где барса нора,—
Всего, чем дивит и чарует гора.
Хоть знал, что прекрасна она и сурова,
Не мог бы о ней рассказать он ни слова.
«Гора существует!» — лишь это одно
Прочесть ему в зеркале было дано.