— Смотря каких. А нас с вами схватит. Видимо, у вас же, как и у меня, где-то есть под кожей железо десятилетней давности?..
— Вот оно что! — засмеялся Доронин. — Тогда все правильно. Подходить опасно. Но мы еще не скоро на переплавку пойдем. Как думаете, Галкин?
— Еще позвенит не один десяток...
Кран опустился. Легко, как детский мячик, подхватил шар, понес вверх.
— Выйдем, Макар Сидорович.
В копровом также приняли предложение Доронина о соревновании со сталеварами.
— А что?.. Это хорошо. На тех самых колесах едем. Одно забуксует — второе тоже вперед не покатится.
Со сталеварами Макар Сидорович пока не хотел разговаривать. Надо посмотреть, как они примут вызов каменщиков, шихтовиков, копровиков, железнодорожников. На комплексное социалистическое соревнование Доронин возлагал большие надежды. Ведь дело не только в том, что иногда не хватало лома. Чаще всего его, как и другую шихту, подавали недостаточно оперативно. Еще надо поговорить с доменщиками. Затем созвать совещание парторгов, объяснить им идею комплексного соревнования. Доронин сегодня вбросил только первые зерна. Они могут засохнуть в почве, не прорасти, если не придет на помощь армия коммунистов. Но тянуть ростки руками, чтобы они скорее выросли, тоже не следует. Пусть эта идея растет сама, от рядовых людей. Надежной, прочной будет. Еще рано созывать собрания и совещания по этому поводу. Доронин боялся, чтобы сама идея комплексного соревнования не показалась некоторым очередной временной кампанией.
Выйдя из копрового, Доронин взглянул на часы и вспомнил, что должен начаться обеденный перерыв. Вот уже автогенщики, что резали ржавые железнодорожные рельсы, готовя их для переплавки, сели в круг, достали из сумок хлеб, сало, лук... Чей-то молодой голос раскатисто рассмеялся. Кто-то крикнул:
— Хватит его манежить! Имейте же совесть. Василий Иванович уже заслужил свое.
Другой голос ответил:
— Нет, давай камаринской!..
Захлопали ладони, грудной мужской голос зачастил:
Между головами рабочих появилась серая козлиная голова, увенчанная остроконечной бородкой и тупыми, подпиленными на кончиках рогами. Это и был «Василий Иванович». Голова его тряслась в такт топотливой скороговорке немудреной песенки, передние ноги с блестящими копытами были подняты по-собачьи... «Василий Иванович» танцевал.
Курносая девушка подскочила к группе, зажигательно, сердито воскликнула:
— Как вам не стыдно! Разве вас тетя Татьяна не просила, чтобы вы не выманивали животное из дому?
— А кто его выманивает?.. Он сам приходит.
— Здесь дело полюбовное. Ему без нас скучно. А нам с ним веселее обедать.
— Тоже мне милосердная нашлась! Разве ты не видела, как он ждет обеденного перерыва?.. Места себе не находит. Целый день у цеха слоняется.
Высокий парень с черным чубом, выбивающимся из-под кепки, как крыло грача, подошел к девушке, презрительно, насмешливо покосился:
— А он тебе, Мотря, разве родственником приходится? Или — любовь зла, полюбишь и козла?..
Под общий хохот Мотря выбежала из круга, яростно бросив в лицо оскорбителю:
— Пусть так!.. Скорее козла полюблю, чем тебя. Из него танцор лучше, чем из тебя. Ты его скоро не только к табаку приучишь, но и к самогону. У тебя же заклепок не хватает...
— Молодец, Мотря! Так его!..
Козел тем временем опустился на передние ноги, начал обход своих веселых зрителей. Ему щедро отламывали хлеба, давали просто с руки. «Василий Иванович», наевшись, сыто, лениво потянулся и неторопливо пошел к высокому черноволосому автогенщику. Парень достал пачку сигарет, показал козлу. «Василий Иванович» нетерпеливо затоптался на месте, слегка толкая его головой в колени.
— Нет, Василий Иванович! Так не получится. Мне тоже после обеда наклоняться не по вкусу...
Автогенщик, открыв пачку, поднял ее у себя над головой. Козел снова поднялся на задних ногах, приблизился бородой к лицу автогенщика, напряженно принюхиваясь. В группе послышались недовольные возгласы:
— Не мучай его!..
— Давай, давай... Жалко. Смотри, как ноздри дрожат.
Автогенщик раскурил сигарету, вставил ее в ноздрю козлу. «Василий Иванович» с наслаждением засопел, втягивая в широкую землистую ноздрю сизоватый сигаретный дымок.
Пожилой рабочий, который все время молчал, поднялся, хмуро сказал:
— Ну, и головорезы вы, ей-богу!.. Мыслимое ли дело?.. Козла приучили курить. Испорченное животное. Теперь он никудышный в хозяйстве. Или в цирк, или под нож... Недаром Татьяна ругается.