Все эти размышления удерживали Доронина от откровенной беседы с Голубенко. Он пока присматривался и выжидал. А если принимать меры, то надо организовать дело так, чтобы Федор сам столкнулся с жизнью, сам почувствовал неудовлетворение коллектива. Это его больше научит, чем проработка в кабинете.
21
Вадику понравился город металлургов, но удручало то, что он не находил для себя какого-то интересного дела или развлечения. Накалывать флажки на карте — этого мало. И Георгий Кузьмич, как ему казалось, очень спокойно отнесся к работе, в которую Вадик вкладывал весь свой юношеский пыл. Парень даже обиделся на старика.
Кузьмич, видимо, понял настроение Вадика, — как-то подошел к нему и серьезно спросил:
— Завод осмотреть хочешь?.. У нас очень много такого, чего нигде не увидишь.
Разве мог Вадик не согласиться?..
Но в последнее время Гордый почему-то забыл о своем обещании. С работы он приходил хмурый, и Вадик боялся ему напоминать о своем желании.
Сегодня Гордый проснулся рано, сбрил бороду, подкрутил усы, надел новый костюм с орденами и медалями. Походил вокруг дома, поправил колышки на винограднике. Вадик знал, что он собрался идти за получкой. Парень решил, что именно сейчас и есть то удобное время, когда Кузьмич ему не откажет.
— Дедушка, возьмешь на завод? — Спросил он Кузьмича, что как раз подошел к крыльцу.
— Пойдем. Только не сегодня. В другой раз.
Вадика удивил раздраженный тон старика. Чего бы ему сердиться?.. Ему бы радоваться надо. Однако Вадик не понимал и не мог понять, что у Кузьмича были достаточно уважительные причины для плохого настроения.
Никто вслух не жаловался на Гордого, никто не высказывал своего недовольства. Слишком большой авторитет был у старого сталевара. Кроме того, рабочие прикидывали и другое — а что же, начальству видно, что делать. На нашем заводе, мол, есть чем похвастаться, а другим заводам подтянуться надо. Вот и пусть посмотрят все металлурги, какого орла воспитал заводской коллектив. Пусть позавидуют и сами позаботятся о своей рабочей чести. И хотя люди видели, что от этого в некоторой степени проигрывают другие мартены, проигрыш этот был не так заметен в первые дни, как он мог быть заметным и ощутимым где-то в конце квартала, когда из единиц складываются сотни, а из сотен — тысячи и десятки тысяч.
Гордый раньше не имел завистников — он со своим многолетним опытом был вне конкурса. Зато у Коли Круглова их всегда было немало. И теперь некоторые из них радовались, что он отстает от старика.
Коля шел по цеху на втором месте следом за Гордым, но в цифровых показателях отставал от него достаточно серьезно.
И все же большинство рабочих было очень недовольно, что слава Гордого росла не только благодаря его опыту, но частично и за их счет. Они говорили между собой:
— Эх, нет Горового... Он бы намылил шею за эти рекорды. Хочешь ставить рекорды, так не требуй для себя никаких облегчений. Тогда это будет честно. И куда только Макар Сидорович смотрит?..
Но даже недовольные были не вполне уверены, что их жалобы справедливы. А может, это так нужно?.. Может, общегосударственные интересы этого требуют?..
С Гордым все подчеркнуто вежливо здоровались, пожимали ему руку, если он ее протягивал первый, но душевности в отношениях уже не было. Если раньше приходили с ним посоветоваться и о свадьбе дочери, и о том, как лучше в доме настелить пол, и о выступлениях наших представителей на Ассамблее, то теперь к нему почти никто не заходил.
Гордого это сначала обеспокоило не на шутку. Он не привык жить одиноким лешим. Он любил, чтобы вокруг него были люди, чтобы эти люди просили у него советов, высказывали ему свои радости и печали. Но на то он и Гордый, чтобы не напрашиваться на внимание людей, когда они начали его обходить.
Наступил день получки. Как всегда в такие дни, большая комната перед окошком кассы была заполнена сталеварами. Одни пришли в рабочих куртках, с синими очками на фуражках, другие в новых костюмах — некоторые прямо с завода, некоторые из дому.
Сизоватый дым от сигарет плавал под самым потолком, и казалось, что потолка нет вовсе — есть только стены, покрытые сверху низкой, густой облачностью. Так бывает в горном ущелье, где с обеих сторон — гранитные стены, а вверху, низко-низко, потолок из сизой тучи.