- Раздевайся!
Пригласили понятых. Василий начал молча расстегивать пальто…
- Штаны снимай! – начальник строго смотрел на задержанного.
Брюки опустились на пол. Колбасы нигде не было. Обыскали всю комнату, раздели его до трусов. Батон исчез бесследно.
- Неужели съел? – Бабка-вахтерша в изумлении смотрела на раздетого преступника. – Но там же килограмма два было, не меньше! – оправдывалась она перед начальником.
- Куда оболочку дел? – глаза командира побелели от бессильной ярости. Оболочка вареной колбасы была совершенно несъедобной. Еще раз тщательно осмотрели помещение, проверили Васькину одежду, вывернули все карманы, прощупали швы. Ничего не нашли. Ветеран смотрел на них с нескрываемой усмешкой и молчал. Он вообще был малоразговорчив и побывал за свою жизнь и не в таких переделках. Так ничего от него и не добились. Пришлось отпустить.
- Матерый волчище! – подумал начальник караула. – Надо будет за ним последить…
Случай с Василием прогремел на весь комбинат. Он в одночасье стал знаменитым и уважаемым человеком. Из других цехов подходили незнакомые люди, тепло пожимали руку и недоверчиво косились на Васькин живот. Юные, только после окончания училища жиловщицы, показывали на него, восхищаясь выдержкой и находчивостью героя. Мало того, людская молва приписывала ему те подвиги, которых он не совершал. Прошел слух, что на самом деле вареных батона было два, а жаропрочную оболочку можно безбоязненно съедать, не опасаясь последствий. Говорили также, будто бы ему ничего не стоит вынести через проходную любое количество мясопродуктов, и что якобы у него специальное двойное пальто с потайными карманами.
Эти слухи сыграли с дядей Васей злую шутку, так как теперь за ним следили все мастера и технологи, а на проходной обыскивали в обязательном порядке. Бабке-вахтерше объявили выговор за несообразительность, а начальник караула поклялся отомстить и все-таки взять хитрована с поличным.
В летнее время обвальщики поступали так. Работая во вторую смену, дожидались темноты. Разведчики следили за обстановкой, заранее проверяя, не прячется ли где охранник. Затем набивали мясом или колбасой крепкий мешок или старую фуфайку. Завязывали, и с четвертого этажа, где и находилась обвалка, выбрасывали в окно. До забора было метров десять-пятнадцать, и мешок, немного не долетая, падал возле высоких бетонных плит. Внизу уже ждали принимающие, и сразу же перекидывали через забор.
Все происходило очень быстро. Пятнадцать секунд – и мешок уже на той стороне. С появлением в цехе спортсменов – Виктора и Малыша, дело пошло вообще замечательно. Обладая недюжинной силой, они, предварительно раскачав мешок, зашвыривали его сразу за забор в густые заросли акации. Внизу уже никто не дежурил, и риск снизился до самого минимума. После смены мужики обходили забор с той стороны и делили добычу. Иногда сразу шли домой, а похищенную продукцию забирали свои люди, платившие хорошие деньги. Так продолжалось довольно долго и все были довольны. Пока.
Пока с мясокомбината не исчез эшелон с копченой колбасой и тушенкой. Это казалось невероятным. Накладные на двести семьдесят тонн свежей продукции, еще не успели оформить в бухгалтерии, а уже в ночь на седьмое сентября состав беспрепятственно выбрался с территории комбината и проследовал через сортировочный узел в западном направлении. Диспетчеры сопровождали его до станции Каргат, где простояв сутки, поезд двинулся дальше, имея конечной точкой Барабинск. Затем следы эшелона терялись. Тщательные поиски не давали результатов. Лишь через две недели обнаружили дизель-электровоз и семь пустых товарных вагонов, одиноко стоящих в забытом железнодорожном тупике под Убинкой.
Резонанса удалось избежать. Дело старались не раздувать, чтобы не волновать голодный народ. По-тихому разогнали охрану, нескольких заместителей директора, и для убедительности уволили главного инженера, который давно уже надоел всем своим нытьем о чудовищном положении с техникой безопасности и вероятности техногенных катастроф в связи с периодическими утечками аммиака.
А руководитель предприятия, как ни странно, пошел в гору, и через несколько месяцев был избран в депутаты Верховного Совета.
На место непутевой охраны из поселка Линево примчался казачий эскадрон. Казачество набирало силу в сельской местности. По всей стране, как в старые добрые времена, из поселков и деревень вырастали станицы и курени. Появлялись атаманы Сибирского казачьего войска. Новоявленные казаки с гордостью носили белогвардейскую форму, именуя себя хорунжими и есаулами. Скакали на бешеных конях, размахивая нагайками, и гремели кавалерийскими саблями. Выпустив чубы из-под лохматых кубанок, независимо бродили по территории, засунув руки в карманы широких штанов с красными лампасами. Руководил казачьей братвой суровый подъесаул Хулахупов – багроволицый плотный мужик с неимоверной длины сивыми усами, очень напоминающими моржовые бивни. Он утверждал, что его предок – гетман Хулахуп, бил турка и лихо воевал с крымчанами, и вообще, будто бы в свое время без его одобрения не подписывалась ни одна бумага в Запорожье. В доказательство легитимности происхождения он показывал всем сомневающимся истлевшую от времени родословную с расплывшейся печатью и неразборчивыми подписями.
Казаки поселились в общежитии и быстро навели там армейский порядок, разогнав ухажеров, ужесточив пропускной режим, запретив ночные гулянки и посиделки. Пытались свести с ума местных красавиц, но те только смеялись над их малороссийской речью и деревенскими манерами и закрывали на ключ свои комнаты.
По периметру комбината объезжали дозором конные патрули, имея строгий приказ: хватать и не пущать. Всех тех, кто попадался навстречу, заставляли выворачивать карманы и расстегивать одежду. Несогласных доставляли к вахмистру Подшибякину, который проводил предварительное дознание, используя запрещенные методы психологического воздействия, и до смерти запугал добрую половину работников мясоконсервного комбината. Не было пощады ни старикам, ни женщинам.
Но особо лютовал урядник Гриня Недосекин – высокий худосочный казак, обладатель несоразмерного телосложению грубого баса. Остановив грозным рыком прохожего, звонко хлеща по хромовому голенищу плетью и горяча скакуна, беспрекословным тоном приказывал испуганному человеку предъявить похищенное или приготовиться к досмотру. Каурый рысак напирал грудью, вставая на задние ноги и грозя передним копытом выбить дух из несогласного. Человек в страхе пятился, пугаясь за свою жизнь, и покорно расстегивал пуговицы, с ужасом глядя в выпученные глаза Грини, очень напоминавшего в этот момент разъяренного кентавра.
Буквально за несколько недель воровство практически прекратилось. Люди притаились, выжидая дальнейшего развития событий. Акции с вышвыриванием мешков приостановили, ибо всадники контролировали и ту сторону забора, появляясь внезапно и непредсказуемо. Народ приуныл, не зная как теперь быть. Но Малыш проявил немалую находчивость, обнаружив, что другая сторона здания выходит окнами на родильный дом №2, огороженный глухим забором. Правда до него было метров тридцать пять, не меньше, и, конечно же, мешок нельзя было добросить. Серега объявил, что нужно сделать мощную баллисту и дело обязательно наладится. На следующий же день без промедления приступили к изготовлению. Купили в аптеке десять пятиметровых рулонов бинтовой резины. Умельцы скрутили два тугих жгута по пять рулонов в каждом. Соединили их двойной кожанкой, вырезанной из старых сапог. С каждого конца привязали большие крючки, сделанные из металлического прутка. Крепили крючки к трубам отопления, проходящим по обе стороны оконного проема. Получалось что-то типа детской рогатки, только больших размеров. Малыш называл орудие – баллистой. Было принято решение - сегодня же вечером провести испытание. Послали своего человека дежурить на территорию роддома, и он там, слившись со счастливыми молодыми отцами, внимательно следил за сигналом.
Обвальщики сняли раму, закрепили крючки. Серега, завернув в кожанку палку сервелата, с большим трудом отходил назад, растягивая тугие жгуты. На помощь кинулись два добровольца. Схватившись за спины друг друга, они, упираясь в пол скользящими подошвами, продвинулись еще на метр. Когда силы уже были на исходе, Малыш разжал непослушные пальцы. Снаряд, кувыркаясь, с огромной скоростью устремился в ночное небо. Убойность баллисты была невероятная. Колбаса улетела метров за семьдесят, мягко приземлившись на крышу роддома. Чудом не попали в светящееся, закрытое плотными шторами окно, за которым наверняка лежали роженицы.