Шли вдоль берега метрах в пятистах от него. Временами натыкались на островки водорослей на которых черно-белыми пятнами, издающими непрерывный крик, селились люрики. Неугомонные птицы при приближении шлюпок взлетали и принимались беспокойно кружить в воздухе, временами изображая пикирующие атаки на рыбаков.
Прибивающиеся к скалистым берегам, занятых чайками, моевками и другими птицами, образующими колонии, люрики попадали под ожесточенный налет тревожащихся птиц, не терпящих чужаков в своих угодьях. Матвей, глядя на торжество природы, жутко жалел, что не может снять на камеру и показать людям эти кадры из жизни пернатых.
В первый день они заночевали на берегу. Развели огонь, приготовили на нем ужин, а потом поставили палатку на место костра, согреваясь до половины ночи. Вахты несли по два часа. Матвею досталось с четырех до шести. Полярная ночь была светла. Медведю вряд ли бы удалось подобраться незамеченным. А автомат в руках давал уверенность в том, что для хищника такая встреча могла окончиться намного хуже, чем для людей.
Сдав смену, Матвей не лег досыпать положенные перед подъемом полчаса, развел костер и поставил на него воду в котелке.
Заремба, скорчившись, как «братское сердце», от холода, смотрел в глубину острова.
– Садись ближе, согреешься, – предложил ему Матвей.
– Не, не буду, разморит. Не дай бог медведь пожалует.
– Как хочешь, – Матвей зачерпнул деревянным половником парящую воду и отпил. – Сойдет.
Он отлил часть ее в котелок поменьще, бросил в него травы и поставил к огню на землю. Это был чай, одобренный Григоровичем. Вкус у него был душистый, и будто бы даже сладковатый. В оставшийся на огне котелок Матвей бросил «обмылок» жира, вытопленного из разных животных и рыб. Белый кусок расплылся в кипятке золотистым слоем по поверхности. Запахло едой. Выудил из мешка резанного сушеного медвежьего мяса и кусочки вяленой селедки и бросил в котелок. Для наполнения бросил брикет водорослей, мгновенно распавшийся в кипятке на отдельные листочки. Затем посолил. Через пять минут походный суп был готов.
Команда проснулась на запах. В палатке уже не было так тепло, как с вечера, так что вылеживаться подольше интереса не было никакого. Позавтракали и стали собираться в путь. В планах на этот день было достичь большой отмели, по которой определяли как далеко ушла рыба на север. Птицы, преимущественно чайки, использовали отмель в качестве стартового аэродрома на пути к косякам рыбы. Если на отмели птиц было много, это значило, что рыба рядом, а если мало, то надо было рассчитывать еще на одни сутки движения на север.
На веслах время шло поначалу быстро, пока не чувствовалось усталости. К вечеру вахта на веслах превращалась в пытку. Уже и кисти не держали весла, поясница натружено болела.
– Парус надо! – не выдержал первым Павел. – Сколько собирались ставить и все никак.
– А ты придумай, как его закрепить на этой шлюпке? Как придумаешь, так и поставим, – окоротил его Перелыгин, поставленный в команду главным.
Павел недовольно забубнил себе под нос.
– Терпи, немного осталось до острова, – успокоил Матвей уставшего товарища.
– Да терплю я, терплю, – Павел налег на весла, чтобы показать всем, что он не такой уж и нытик.
Остальные последовали его примеру, делая последний рывок, как спортсмены перед финишем. Спустя десять минут Перелыгин радостно возвестил:
– Земля! Вижу птичью активность.
Команда облегченно вздохнула и ослабила нажим. Галечная отмель приближалась. Стали слышны птичьи крики. Склочные пернатые всегда находили повод покричать друг на друга. При приближении людей они сменили интонацию. Ближние птицы взлетели в воздух и закружили над головами рыбаков.
– Рыба рядом, – понял по количеству птицы на отмели Матвей.
– Слава Богу, – Павел отбросил весло и размял онемевшие пальцы. – Вернусь, первым делом пойду к капразу проситься на строительство плотины в бухте.
– Так он тебя может еще и инженером возьмет, такого смекалистого, – поддел его Заремба.
– Могу и инженером.
– Только парус сперва на шлюпку поставь.
– Нафига нам парус тогда, ну его это море вообще, один радикулит. Сделаем сачки и будем грести рыбу, всегда свежую, а не эти шнурки сушеные.
Дно первой шлюпки зашуршало по гальке, но проскочило отмель. Перелыгин взял в руки свободное весло и промерил им дно спереди. Оно ушло больше чем наполовину прежде, чем достало дна. До отмели было еще метров пятьдесят.
– Неохота мочить ноги, – Перелыгин всмотрелся в воду, чтобы разглядеть дно. – Стоп! – выкрикнул он внезапно.