— Если репутации твоего отца и был нанесен ущерб, то, поверь, мне действительно очень жаль. Но он не должен был заявлять, будто это он финансировал клинику. Это было, по меньшей мере, нечестно.
— Ты ошибаешься! Я просто уверен в этом! — буркнул Маноло с плохо скрываемым раздражением.
Граси поняла, что дальнейший разговор будет лишь пустой тратой времени. Они оба уверены в правоте своих родителей. Она знала, что ее отец не мог лгать, когда отрицал, что Альберто Морадильо когда-либо финансировал его клинику. Да и результаты расследования подтвердили это. Все обвинения Маноло просто смешны! Но зачем он старается отстоять то, что принципиально не поддается никаким доказательствам?
Маноло не мог не верить отцу и поэтому должен был отвергать даже те факты, которые представлялись абсолютно очевидными. Пытаясь оправдать честь своей семьи, он превратил свою жизнь в непрекращающийся кошмар.
Худой, отощавший, с впавшими щеками и торчащими скулами Маноло выглядел не намного лучше своей бывшей невесты. Некогда ровный лоб теперь усеивали легко различимые морщины, а тени под глазами ясно указывали на долгие ночи, проведенные в бессоннице.
Глядя на него, Граси чувствовала щемящую боль в сердце, усиливающуюся от осознания того, что она все еще продолжает любить Маноло. Любить, несмотря на то что чувства его были лишь умелым притворством, предлогом, под которым можно было проникнуть в их дом и подобраться к сведениям о клинике, чтобы история о финансировании звучала более правдоподобно. Почему бы Маноло просто не признать это?
— Маноло, я хорошо понимаю, насколько семейная честь может быть важна для тебя, и, поверь, восхищена твоим стремлением защитить отца, но…
— Твой папаша просто мошенник и лгун, а жизнь моего отца теперь разрушена, — оборвал он ее. — Может быть, сейчас Науресу удается скрываться от меня, но я не успокоюсь, пока не отплачу ему за все, что вы натворили вместе!
— Но я-то уж ни в чем не виновата!
— Не виновата? Да черта с два! — взорвался Маноло, не в силах больше сдерживаться. — Ты не можешь отрицать, что была в этом деле вроде приманки, чтобы мой отец купился на наши отношения и вложил эти деньги. Боже! И как только можно было поступить так с собственной дочерью! В своих грязных расчетах Наурес просто раздел тебя догола и сунул ко мне в постель!
— Вроде чего? Приманки? — переспросила опешившая Граси.
— Попробуй докажи мне обратное, — буркнул он презрительно. — Ты только и твердила что об этой клинике. Ты просто вбила ее мне в голову. А я, как дурак, поверил и заразил этой идеей отца, чтобы он вложил в клинику чуть ли не все свое состояние! И теперь я просто обязан вернуть ему доброе имя, даже если для этого мне потребуется вся оставшаяся жизнь!
— Но это просто глупо… У тебя даже нет доказательств!
— Мне не нужны доказательства, когда у меня есть слово моего отца, а в большем я не нуждаюсь. Он человек чести в отличие от твоего — ничтожного воришки с манией величия.
— Да как ты смеешь?! — Граси задохнулась от обиды. — Он столько сделал для того, чтобы построить эту клинику…
— Обычно это называется отмыванием денег! — выпалил Маноло, горячась все сильнее. — У твоего отца нет ни грамма чести, и, между прочим, поговаривают, что он давно не в ладах с законом.
— Что?! Я не разрешаю тебе оскорблять моего отца, даже если причиной тому твое уязвленное самолюбие! Убирайся отсюда, гадкий негодный лжец!!!
Приступ гнева лишил Граси остатков сил и она рухнула на чудом оказавшееся рядом канапе.
— Я уйду, правда, может быть, не так скоро, как тебе хотелось бы, — бросил Маноло с плохо скрываемой злобой, — но, поверь, ты даже не представляешь, на что я способен.
— Однако ты не можешь отрицать тот факт, что следователю не удалось обнаружить какие-либо следы того, что от твоего отца поступали деньги на счет клиники.
— Значит, они ушли к сообщникам Науреса…
— У моего отца никогда не было никаких сообщников, — устало возразила Граси, отчаявшись что-либо доказать Маноло. — К тому же выяснилось, что в последнее время Альберто вкладывал средства и в другие дела, которые тоже шли неважно.
— Единственное дело, которое у моего отца действительно шло неважно, было дело с Науресом, — Маноло говорил теперь спокойно и холодно, — и я докажу это. Я никогда ничего не забываю. Мне неважно, сколько на это понадобится времени, но я отомщу! Клянусь тебе, отомщу!
* * *— Маноло… звучит как музыка, не правда ли? — восторженно щебетала Пилар. — Это уменьшительное от Мануэль, ну, как Граси — от Грасиелы.