Конечно же, мы прекрасно понимаем, что за каких-то десять дней вошли в курс дела далеко не полностью. Наверняка, более знающие люди сэкономили бы покруче нашего. Но кое-каким опытом поделиться можем вполне.
Например, вещи приблизительно одного класса и совершенно одинакового качества одни парижане приобретают в фешенебельном просторном магазине "Серебряная Луна" на Елисейскмих полях, а другие - в дешевом и забитом покупателями супермаркете "Тати". Этот магазин считается у парижан непрестижным, и мы видели, как респектабельного вида мадам и месье выходили из "Тати" и тут же перекладывали сделанные там покупки из фирменного пакета в другой, с которым не стыдно будет показаться на родной улице.
Арабы, негры и русские не столь стеснительны. Во всяком случае, в самолете Париж - Санкт-Петербург мы встретили многих соотечественников со знакомыми красно-белыми пакетами.
Но "Тати" - это еще не предел. Есть в Париже сеть магазинов, в которых продаются совершенно новые вещи, вышедшие из моды. А мода - здесь понятие, как мы уже рассказывали, настолько относительное, что отпугивать это никого не должно. В подобных магазинах продают вещи, на которые сейчас просто не сезон, и многие парижане готовят сани не когда-нибудь, а именно летом.
Но самые экономные идут даже не сюда.
В толстенном путеводителе по Парижу, который мы обнаружили в гостинничном номере, содержалась поистине бесценная информация о так называемых блошиных рынках, а по-нашему - о толкучках. Если будете в Париже, сходите туда разок просто как на экскурсию - ведь на площади в несколько квадратных километров можно купить все - от стульев почти из дворца Людовика Х1Y до говорящих попугаев - от тамтамов из племени Мумбу-Юмбу до самых последних видеокассет.
Там-то мы и погрузились ненадолго в безбрежный океан секонд-хэнда. Это - огромные лотки, каждая вещь на которых стоит одинаково - всего по 10-15 франков. Так и не узнали, какими путями попадают сюда шмотки, но тут можно найти и абсолютно новые - с бирками и ценниками. Есть и такие, которые прежний хозяин или хозяйка надевали от силы раза два-три, а потом -то ли надоело, то ли на горизонте появилась более привлекательная вещь. А может, это элегантное платье просто будило нежелательные воспоминания...
Как бы то ни было, но человек со средними российскими запросами без труда оденется с ног до головы на парижском рынке Клиньянкур долларов за двадцать.
Вполне солидные на вид парижане так и поступают. Мы видели огромное количество людей, с энтузиазмом кротов или стахановцев вгрызавшихся в пласты секондхэндовскорй одежды. Да, парижане живут побогаче нас, но деньги считают по меньшей мере не хуже.
...А когда возвращались с рынка домой, вдруг услышали до боли знакомое:
- Ой, ты знаешь, Коль, там, если по хорошему, надо бы все от и до перевернуть... Но где силы-то взять?...
На русскую речь мы натыкались в Париже вообще-то нечасто - в среднем через день. Но с теми соотечественниками, с которыми сталкивались в музеях или магазинах, не больно-то интересно встречаться было даже нам - что уж говорить о читателях.
Другое дело - русские парижане.
Услышать добротный отечественный мат, да еще с заметным французским прононсом всего в двух шагах от Елисейских полей было даже приятно. Здесь, на узенькой улочке Матиньон, встречаются коллекционеры. Филателисты, нумизматы, а также - в русском языке этого слова еще нет, но за рубежом собирательство такого рода приобрело бешеную популярность - коллекционеры кредитных телефонных карт. Карт, по которым можно совершить определенное количество разговоров из автомата. Каждая кампания стремится перещеголять конкурентов в привлекательности оформления - вот люди и увлеклись.
Здесь-то мы и познакомились с Жаном. "Приедете еще - так и спрашивайте Жана из России, - сказал он на прощанье. - Меня тут каждый знает."
Судьба у него - хоть книгу пиши. Отец Жана - шахтостроитель, по призыву Коминтерна перед самой войной приехал из Парижа в Донбасс и, разумеется, был быстро разоблачен как враг народа. Где похоронен, Жан даже и не знает. А сам он с 40-го по 72-й провел за Уралом - в Тобольске, Усть-Каменогорске, Тюмени - короче, где разрешали. А потом вдруг получил приказ - собрать в 24 часа личные вещи. И назавтра вечером был доставлен в Париж. "Что там повернулось у этих властей - до сих пор не знаю, - пожимает он плечами, добавляя перед словом "властей" несколько вполне разумных эпитетов. - Но только с того дня я живу как человек..."
А самое удивительное - в своей сибирской глуши Жан умудрился собрать неплохую коллекцию марок. Говорит, все деньги на нее тратил. И теперь, мало-помалу распродавая обменный фонд, обеспечивает себе спокойную старость. "Пенсия - 5000 франков, за квартиру плачу 1700, франков по 500 в неделю здесь выходит - что не жить?"
В отличие от большинства французских семей, где родители как правило не помогают детям, Жан старается опекать обоих сыновей - того, которому в свое время не разрешили уехать вместе с ним из Союза, и второго, родившегося уже здесь. "Между нами, они - приличные моздоны, но относиться к ним по-другому я уже не могу. Тайга - она кого хочешь воспитает!"
Некоторая нахрапистость, уже почти не похожая на пережитую озлобленность, Жану к лицу. Особенно на фоне расслабленных, довольных жизнью его нынешних соотечественников. Хотя вообще-то наши в Париже устраиваются очень даже по-разному.
В магазине русской книги есть стенд для частных объявлений. И когда читаешь некоторые, к сердцу подступает комок. "Молодой человек 24 лет готов на любую работу..." "Буду счастлив хоть какому-нибудь общению на русском языке - погулять или сходить в кино..."
А магазин этот, кстати, в остальном не слишком-то отличается от российских. Разве что цены тут повыше - наши свежие газеты стоят 19 франков, большинство книг - 20-40. Заметно больше, чем у нас, классики и религиозной литературы, практически нет анжелик и диких роз. Много поэзии. Раскопали мы даже - не поверите! - несколько грушинских сборников. Были бы побогаче непременно привезли бы из Парижа!
Но в этом магазине мы добыли нечто более ценное - информацию, как добраться до русского кладбища Сен-Женевьев-де-Буа.