Красивая смерть, неизбежная Лета.
Ты ходишь по листьям, листвою одета,
Моя — не моя, небессмертна.
Уже не кукуют по рощам наяды,
Я бусинки их собирал и — на нитку:
Тебе ожерелье, браслет и кулончик, —
Они разлучают, и ты уже спета
До выдоха, больше никак, я
Дышу, но выдох каждый — имя.
Дышу, но выдох каждый имя
Дышу, но выдох каждый имя
Не называет, а так, как будто рисует:
Вот тень, ещё тень, ещё тень — где ты?
Эмилия, я хотел этой траты!
Открывая долину, опасно запомнить
Власы сенокосов и чёрную кожу под озимь —
Ты здесь побывала,
О, осторожно!
Бросаю за море журавлиные стаи,
Я знаю: все будет в нечаянной жизни, —
Потеря не ты и не я!
Наши речи рекой полились!
И уже почернело фальшивое золото листьев,
Больше не дразнит улья запах тела.
Больше не дразнит улья запах тела
Больше не дразнит улья запах тела,
Как будто я только душа, остальное
По заочному берегу ищет тебя —
Не находит, не найдет.
Я знаю: ты в странах, прекрасных тобою,
И просто играешь в семью, в починку
Белья и закупки по дому.
И думаешь, жаря картошку: “Он скоро”.
И это не драма. Когда бы вместе
Мы жили, сжимая до быта пространство,
И это — не драма. Когда бы жила ты,
И это — не драма: Когда бы жила ты!..
Мне нечем платить за счастье, душе
Нечем длить кровь рода.
Нечем длить кровь рода...
Нечем длить кровь рода.
Память — моя Лета.
Тело — моя лодка.
А ты непослушна жизни.
Снегом покрыты поля и остальное..,
Отгадай тайну, — где вырастет ландыш?
Угадай время, когда вернутся птицы!
Угадай время.
Тебя нет и что говорить в воздух?
Дом уютен и добр, но — не ты...
Мне предлагали продать прошлое счастье,
Но я обманул перекупщиков — в нашем доме
Я вмерз костью времен, кровель.
Я вмерз костью времен, кровель
Я вмерз костью времен, кровель
В этот город, ворующий следующее:
Сначала попытку жизни, потом детство,
Потом маму и папу, потом юность и так далее...
Но, если с конца начать, то ты тоже
Меня обокрала, хоть подавай в суд —
Сама умерла, а я считаю птицы
По карнизам и пыльным скверам.
В Петербурге тебя нет, но в переходе,
В тоннеле на Невском саксофонист играет
Табачные твои песни. О, волшебник!
Как легко ты вернулась, пойдем,
Я в мой дом возвращаюсь —
В тебя, на сваях набухли вены.
В тебя, на сваях набухли вены...
В тебя, на сваях набухли вены,
Вбиваю фундамент, хотя это ошибка,
Потому что лучше не строить память;
Она мягкое ложе, но ложна.
В моем детстве трамвайчик звенел на поворотах
Теперь я все ищу звуки. Муки
Нет без тебя, а так — неуютно,
И ещё дождь, какую от него выпить таблетку?
Но ты была полдень и я — полдень,
Ты — утро, и я — пьяное утро!
Ты мне показывала, как это делать:
Затеять весну, выпить осень, лето
Отпрыгать по лужам,
Обернутый тобой мир оправдал смыслы.
Обернутый тобой мир оправдал смыслы...
Обернутый тобой мир оправдал смыслы,
И я ничего не потерял, ты тоже,
Поскольку теперь ты душа только,
А я монах и немного умирающей кожи.
Но кожу меняет время и мир — кожу,
Здесь так грубо море и закат не нежен,
Отражается в зеркале дом и серое небо,
В скушном рассвете повседневное утро.
И зальется рассвет и зардеет, задышит грудью,
Краше, чем Фет описал — да куда любому!
Просто то, что нас ждёт, невесомее неба,
Поэтому подожди меня, приходи!
Встреча, запомни,
Когда выльет утро последнее горло.
ЭЛЕГИИ И ПРОЩАНИЯ
Темень ночная и ливень ночной
Темень ночная и ливень ночной
Ещё опрокинут. Промокну до нитки,
В дом твой вернусь, а в скорлупке улитки —
Темень ночная и ливень ночной,
Вьюга ночная и ветер ночной.
Вслед за спиною — шакалье отродье!