В тот день в Москве больше ничего особенного не произошло. Со мной – точно. Конечно, я нервничал и порой даже очень, но вполне благополучно сделал круг по центру, а на вокзал прибыл ровно к отходу поезда. Там я быстро прошел на платформу, сел в вагон и укатил.
В конце концов, вряд ли миллиционер запомнил меня. Уже стемнело, он шел домой, думая о чем-то своем, и тут… Раз! Какой-то мужик швыряет в тебя чем-то тяжелым, но не очень твердым, и убегает. Похоже, он даже не погнался за мной… Я ведь не слышал ни его криков, ничего…
А, может, я его убил?…
Бред! Бред, бред, бред! Не надо сосредотачиваться на этом!.. Но поезд с Ярославского вокзала идет долго, начинаешь скучать и дурные мысли сами лезут в голову… Повышенное давление, инсульт, какая-нибудь застарелая травма… Мой апельсин послужил катализатором…
Я постарался отвлечься на свою пробежку. Неплохо для почти 40-летнего музеолога!.. С брюшком и хромотой… В школе меня звали пиратом – ну, как будто у меня костяная нога, и я от этого хромаю. Почетное прозвище, но я был трусом, и вдобавок никак не мог понять, почему они так жестоки к друг другу. Что за потребность у них издеваться на другими. Я был очень тупым. Поэтому издевались они надо мной, и к концу девятого класса мой парадный титул составлял уже несколько страниц, если его приводить полностью. Я был «пират-дегенерат-глюконат-членохват-обсерат» и так далее. Я был «прыщ-гной-меченый-угорь-бубон» и так далее. Я был…
Я представил, что будет смешно, когда Таня скажет мне в шутку «Пират», а я отвечу, подкрутив воображаемый, а может и реальный ус: «Я старый пират и не знаю слов любви»… Ну да… Похоже, я и вправду был влюблен!
К даче я подходил около часу ночи. Окна горели. Было приятно, что Таня ждала меня. Стоило мне открыть калитку, как она вышла из дома, подбежала ко мне и радостно сообщила:
– А у нас гости! Твой родственник!
Я постарался схохмить:
– Дядя Натан? Так он же умер!…
– Не-е-ет! Виктор Семенович! Из Баку!.. Пойдем!
Она поцеловала меня.
Честно говоря, я был готов увидеть кого угодно – даже того милиционера, в которого швырнул апельсином. Но нет. Я зашел в дом и там за столом на веранде сидел Болдырев! Собственной персоной!.. Старый, в поношенных джинсах мешком, залатанном свитере, с растрепанными волосами… Он здорово исхудал… В руках у него была моя кружка со штурвалом и парусником.
Сначала я хотел убить его… Хотя, нет. Сначала я остолбенел. Минуты на три наверно… Мне показалось, что так может длиться вечно. В каком-то смысле, я даже не имел ничего против, чтобы это длилось вечно. Но Таня вернула меня к жизни:
– Что-то не так?
Я отвис. И Болдырев отвис. Мы пожали руки. Кое-как объяснили Тане, что давно не виделись. Она почти поверила.
Я достал апельсины. Мы почистили их и разрезали на дольки. Апельсины оказались вкусными.
– В Баку… – Болдырев начал излагать свою легенду. У него как всегда была одышка. – Тебе… передают привет… Вот… я рассказывал уже Татьяне… Там у Ильдара… Ты его помнишь?… Родился сын. Назвали… Гошей… Еще он машину новую купил… Волга… 24-я… С хромированными ручками…
Он запнулся, поняв, что несет околесицу. Я смотрел на него недобрым взглядом. Таня заметила это и шепнула:
– Может, позвать на помощь?
Идея хорошая. Нам всем, так или иначе, нужно позвать на помощь. Но кого?.. Бога? Мой бог, закинувший меня на советскую землю в году 1982-м от рождества христова, сидел передо мной. И явно не собирался сообщить мне хорошие новости… Напротив!.. Ясно же!.. Он знает, как отсюда выбраться, и сейчас начнет меня искушать. Чтобы я убрался домой, а Таню оставил здесь… В таком случае… Каково будет ей?! Каково будет мне?!.. Один раз он уже перевернул мою жизнь с ног на голову, и теперь намеревался это повторить…
Вот тут-то я и захотел его убить. Второй раз за день, кстати…
Но я успокоился, конечно. Надо было действовать:
– Как вы доехали? – это я, разумеется, Болдыреву. – С билетами наверняка проблемы?