Надо отдать ему должное, швед старался. Он стоял лицом к лицу с сумасшедшим и осознавал это. Он наполовину вытащил из кобуры револьвер с костяной рукояткой, когда Куни застрелил его. Ноги шведа подкосились, и он покатился по деревянному полу, как сломанная игрушка. Я попятился от Куни, похолодев. Он совершил убийство, и все это видели. Я взял револьвер наизготовку. Куни был неправ, но мы слишком долго были партнёрами. Я надеялся, что он сорвётся с места, я был готов расчистить ему дорогу; но вместо этого всё безумие, казалось, ушло из него.
Он печально посмотрел на шведа, лежащего на полу, и выпрямился, как человек, доказавший самому себе нечто важное. Он расстегнул свой оружейный пояс, передвинул кобуру на правый бок и снова застегнул её. В комнате никто не пошевелился.
С пистолетом на правом боку он снова стал похож на прежнего Куни. Страх его покинул. Он был готов снова использовать правую руку, ибо знал теперь, что если понадобиться, то левая рука не подведёт.
Я немного расслабился и убрал револьвер, что было ошибкой, потому как в следующее мгновение в бар ворвался шериф с барменом за спиной.
— Я арестовываю вас, мистер, так что вам лучше быть аккуратней.
Куни упрямо покачал головой. Он не думал, что сделал нечто плохое.
Шериф попятился. То был тощий старый болван с длинными усами и множеством морщин на шее. Неподчинившийся Куни заставлял его ужасно нервничать. Он будто нырнул на большую глубину и вдруг понял, что вот-вот умрёт. Его лицо заострилось, словно вырезанное складным ножом.
Он мог бы отступить, но он всё-таки был шерифом Тенслипа.
— Ты убил Чарли Бенсона, так что ты явно быстрее меня, — сказал он мягко. — Может, ты и прав, а может, и нет. Так или иначе, это не имеет никакого значения, потому что я должен забрать твой револьвер.
Он шагнул к Куни.
Я видел, как скрылся бармен. Все отодвинулись от линии огня, включая меня, и несколько мгновений ничего не было слышно, кроме стука мухи о стекло уличного окна.
Куни и шериф схватились за револьверы в одно и то же мгновение. Я смотрел на Куни. Его рука изогнулась и схватилась за бедро.
Его левая рука!
Она с силой метнулась за револьвером, но того там не было. Куни всё ещё царапал своё пустое бедро, когда пуля сбила его с ног. Он так много упражнялся левой, что, когда пришло время действовать, не смог переключиться.
Он умер не сразу. Его положили на стойку, и доктор ворвался внутрь со своим маленьким чёрным саквояжем. Взглянув на перебитое плечо Куни, он достал костную пилу. Оставалось либо отпилить Куни правую руку у самого плеча, либо наблюдать, как он умирает.
Я прислушался к звукам, что издавал Куни, и меня затошнило. Я выпил столько, сколько смог; потом вышел на улицу и долго глядел на одинокого ястреба, кружащего в небе над Тенслипом.
Перевод — Антон Лапудев