И тут же, на остановке, мы с ним сели на землю, в позах типа «полулотос». Начали общаться, каким способом — не очень понятно, я не уверена, что мы разговаривали.
(Обращаю внимание: во всех дальнейших сновидениях коммуникация (то есть обмен информацией, ее получение), если она происходила, то именно таким образом — невербально. Ничего похожего на "голос эмиссара" также не наблюдалось.)
В конце концов он что-то мне объяснил, я перестала его опасаться и направилась за ним. Женщины шли за нами.
Мы вошли в одноэтажный дом. Других комнат я там не видела, не знаю, были ли они вообще. Обстановка выглядела старой, скудной, ничем не выделялась. Однако запомнила я ее очень хорошо. Мы остановились у окна (оно было одно, высокое), и я хотела узнать, где те две женщины. Получила каким-то образом ответ, что они куда-то исчезли, не дошли…
В комнате было несколько мужчин и девочка лет четырнадцати, с длинными черными волосами. Ей нужно было выкупать кошку. Я сидела на стуле возле окна, оттуда потянулась к кошке и помогла сделать это. Кошка побежала к девочке, сидевшей на кровати, и та завернула ее в полотенце сушиться. Я встала и пересела на кровать — погладить кошку. Находившиеся в комнате люди оживились, как бы обрадовались чему-то. Девочка очень отчетливо сказала мне: "Мы теперь твои учителя".
К этому времени сон стал окончательно реальным и ясным. И я подумала — так же четко, как наяву; "Надо посмотреть на руки!" Эта мысль ощущалась как внезапное, очень радостное озарение, отчего я стала беспокойной и радостно-суетливой. Я поднесла руки к лицу (не ладонями, а тыльной стороной) и стала смотреть на них. Я это сделала! Я чувствовала дикий восторг и растерянность, отчего меня буквально начало трясти, и я поняла, что это может мне повредить или помешать. Я заставила себя успокоиться, как бы собирая собственное тело, пытаясь стать «компактной» и расслабленной. Несколько успокоившись, я так же четко подумала: "Теперь (по правилам!) надо осмотреться".
Я взглянула налево, на шкаф, снова на руки, чтобы убедиться, что вижу их, подвигала ими, пошевелила пальцами. Их очертания иногда становились нечеткими, как будто я сама еще не была уверена, какой формы они должны быть. Потом снова посмотрела на шкаф. Он был очень большой, тяжелый, обшарпанный, из хорошего дерева, сделанный грубовато. Кровать — вроде старинной, пружинная с никелированными деталями. В основном разглядывала шкаф и смотрела на руки. Движения удавались без особых затруднений, хотя было ощущение, что пространство очень густое, почти вязкое.
Люди, бывшие со мной, радовались, и я не уверена, что они произносили слова, но каким-то образом сообщали мне: "Мы будем твоими учителями. Мы тебя научим".
Все это было так странно и в то же время так реально, что я все время беспокоилась, могу ли я вернуться, и постоянно пыталась это проверить. Я как бы пыталась там заснуть (то есть практически чувствовала себя бодрствующей!). Трудно сказать, как именно я делала это. Мои глаза и я вся как бы стремились вверх. (Видимо, я хотела сконцентрироваться в точке над головой.) От этого начиналось характерное ощущение ускользания или выпрыгивания (см. выше).
Происходило это очень недолго. Я выскользнула — но медленно, не так, как 15-го. Услышала нарастающее жужжание, немного похожее на звук бормашины. Справа налево передо мной поползла белая вертикальная полоса (вроде телевизионных помех). «Выпрыгнула», не сразу осознав, что я здесь. Я лежала на правом боку, сердцебиение было учащенным.
Я чувствовала себя ошеломленной. Впечатление было настолько Мощным, ярким — и совершенно ни на что не похожим (хотя, как мы видим, сознание постоянно искало какие-то знакомые ему аналоги), что я не выдержала и разбудила АК.
(комментарий на основе записей)
В течение нескольких следующих дней я чувствовала выраженный, высокий энергетический подъем и колебания настроения. То, что обычно вызывало беспокойство, не вызывало его, — и т. п., то есть изменились стереотипы эмоционального реагирования. Вообще, внутри как бы что-то сместилось — как я поняла чуть позже, таким образом субъективно на уровне ощущений отражалось то, что позиция точки сборки действительно была измененной в течение нескольких дней. Мне довольно сложно передать это чувство. Так или иначе, ос этого странного «сновидения» я находилась, в моем понимании, куда ближе к состоянию безупречности, чем раньше.
(Что характерно, при этом я была столь же, как и всегда, далека от иллюзий на свой счет, видений, галлюцинаций и пр.)
Кроме того, именно тогда я наконец уяснила для себя, что такое намерение — но не логически-вербально, а опять же, на уровне ощущения, что лично для меня крайне существенно. Теперь я воспринимала намерение не просто как очередную абстракцию, а как некое мое усилие, движение, направленное и (по моему желанию) постоянное, в области моей психики, или моего энергетического тела — назовите как хотите! И я знала, как формировать это усилие, это движение, как вызывать его к жизни, как его направлять и поддерживать, чтобы оно работало. (Так после нескольких упражнений вы начинаете чувствовать мышцу, которой о того пользовались кое-как.)
И я хочу напомнить, что это знание — не из тех, которые забываются. Вы можете думать, что вы забыли — или хотеть так думать, — но ваше тело (энергетическое или какое-нибудь еще — не люблю этих разделений!), раз получив такое знание, будет помнить. Однако ваше тело не заставит знание работать. Для этого нужны вы.
Для меня существует громадный смысл в словосочетании "произвести усилие". С этим усилием, с этим внутренним движением, а потом — с такой же легкостью, с какой я «выпрыгивала», «выскальзывала» из реальности в сновидение и назад, вы в течение дня можете «ускользнуть» от самого себя и от прочих вредных обстоятельств и через намерение войти в состояние безупречности — а ведь вам нужно именно это!
Этот первый опыт — он для меня, безусловно, был исключительно ценным и уникальным. Поэтому я и описала его так подробно. Но я воспринимала и воспринимаю сновидение исключительно как инструмент. Инструмент постижения, получения энергии, трансформации, — да мало ли чего! Но — не как самоцель, не средство утверждения чего бы то ни было, не сверхъестественное приключение, не как оригинальный способ общения с другими людьми и не 12-й том Макса Фрая.
(поздний комментарий)
Кстати, возможно, по вышеописанным причинам мне и удалось тогда достаточно легко этот первый опыт получить. И сейчас у меня есть повод сказать об этом несколько слов.
И первое, что я вспоминаю, — мы в то время очень много говорили! И это, как ни странно, оказалось вполне приемлемым способом сформировать намерение. Разумеется, происходила какая-то внутренняя работа. Как я сейчас понимаю, она происходила практически непрерывно, а не только тогда, когда я специально обращала на это внимание. Что касается ОВД — я очень старалась, однако удавалось мне это нечасто и ненадолго — я, сколько себя помню, существо весьма вербальное и склонное к рефлексии. Но опыт показывает, что не такое уж это препятствие — в конце концов, внутренний диалог тоже разный бывает… С точки зрения достижения ОВД для меня лучше всего работает старый испытанный метод концентрации на точке над головой.
В описываемый период к нам как раз присоединился общий знакомый, увлекшийся учением дона Хуана не без нашего с АК дружеского подталкивания — прыгай, дескать, а там посмотрим! О сновидении — кроме всего прочего — тогда действительно говорилось очень много. Почему-то именно эта часть кастанедовских идей вызывала и продолжает вызывать у искателей некий особый трепет и блеск в глазах. Мне это было непонятно. Впрочем, кажется, АК где-то уже упоминал о том, что по предрасположенности сталкинг мне куда ближе, — и это правда. Так что я больше слушала диалоги, чем говорила, и относилась к предмету обсуждения весьма и весьма спокойно, хотя и очень внимательно. Конечно, нет ничего нового в том, что спокойствие, равновесие, некоторая отрешенность и дистанцированность в сочетании с тем, что в наших переводах называется алертностью, — лучшее состояние для начала какого-либо действия. Возможно, имел место и избыток личной силы, которой вечно не хватает… Во всяком случае, я — ненамного — но опередила моих собеседников.