Папворт и Менгеле остановились рядом с грузовым судном «Эллен и Вайолет», семидесятифутовым катером с высоким центральным штабелем и обильно засыпанным ржавчиной. Дым от ее двигателя поднимался
раствориться в тумане, и короткий трап соединял палубу с берегом. На борту стояли два матроса, один на носу и один на корме, готовые к отплытию.
Туман здесь был плотнее, чем у Гая, и на видимом длине футбольного поля Герберт не видел, чтобы другие лодки двигались. Получил ли капитан «Эллен и Вайолет» разрешение на отплытие или он просто рискнет своей рукой?
Казанцев и Полинг неожиданно вышли из кафе и направились прямо к Папворту и Менгеле.
Герберт заметил, что из четырех только Папворт и Казанцев знали, что должно произойти. У него возникло внезапное чувство, что он тоже.
Язык тела выдал это. Папворт и Казанцев напряглись на подушечках ног, а Менгеле и Полинг стояли с чуть сутулым видом сбитых с толку.
Папворт, возможно, не знал истинную личность Менгеле, но он явно держал в рукаве один последний трюк: причина, по которой переход через Гая так его устраивал.
Герберт заметил, что именно это и планировал Папворт с самого начала. Эллен и Вайолет; вот почему он поторопил Менгеле в больницу. Микроточки были бонусом, хотя и бонусом, который он создал благодаря своей догадке, что найдет Герберта в Леконфилд-хаусе. Папворт потратил четыре дня, пытаясь заполучить микроточки, но если бы дело дошло до этого, он наверняка остался бы без секрета Стенснесса, если бы у него было что-то гораздо более важное.
Ученые.
«Никогда не обманывайте обманщика, - подумал Герберт, - они просто обманут вас в ответ.
Папворт схватил Менгеле, закрутив его правую руку за спину, как он сделал с Гербертом в руке Гая.
Казанцев встал позади Полинга и обнял его за шею.
Агенты затолкали пленников по трапу на «Эллен и Вайолет».
В тот момент, когда они оказались на борту, матросы сбросили веревки и подняли доску, и они ехали вниз по течению к Тауэрскому мосту, и гудок издал громкий длинный звук, сигнализирующий о том, что они идут.
Темза текла на восток; мимо грязных пригородов, через самый загруженный порт в мире с кранами, переполняющими оба берега длинными очередями от лондонского бассейна до Тилбери, и вплоть до моря за Саутендом и Шуберинессом.
«Беглецы могут поменяться лодками в Тилбери, - подумал Герберт, - если у них выстроится подходящее глубоководное судно». Или же они могли бы просто продолжать плыть на «Эллен и Вайолет», неудобно, хотя, предположительно, мореходно, через Северное море и в Балтийское море.
Иными словами, вплоть до Советского Союза.
В лондонском бассейне было абсолютно тихо, за исключением «Эллен и Вайолет», плывущей по реке, и одинокой фигуры, бегущей по тропинке в отчаянии, чтобы не отставать.
В тумане лондонцев засыпали советами врачей: оставайтесь дома, когда это возможно; держать дом закрытым; на улице надевайте платок на лицо; и, самое главное, избегайте ненужных усилий.
Казалось, Герберт нарушил все до единого из этих запретов и с некоторой долей мести.
Был высокий прилив, и воронка «Эллен и Вайолет» доходила до безумного неба.
Им придется открыть для нее Тауэрский мост.
От Лондонского моста до Тауэрского моста оставалось не более полумили, но из-за грязного воздуха, обдиравшего его легкие, и кричащего беспокойства, что он будет слишком поздно, чтобы остановить Эллен и Вайолет, Герберт чувствовал себя Фейдиппидом, бегущим с марафона, и боялся что он разделит свою судьбу в придачу, уронив камень мертвым по прибытии.
Папворт и Казанцев не просто хотели науки; они тоже хотели ученых. Полинг, подозреваемый в сочувствии коммунистам и ведущий химик мира, а также человек, ранее известный только как Фишер, бывший нацист.
Оба будут огромными пропагандистскими победами для Москвы; по одному человеку от каждой из двух систем правления, наиболее непримиримо выступающих против коммунизма, демократического капитализма и нацистского фашизма.
Оба мужчины, несомненно, будут выставлены напоказ послами мира и гармонии, изображены как увидевшие свет и перешедшие на землю обетованную.
«Не говоря уже о Папворте, - подумал Герберт. Как Берджесс и Маклин, он наверняка никогда не вернется.
Ellen & Violet снова затрубила в рог; один длинный звук, два коротких, еще один длинный.
Тауэрский мост, невидимый большую часть времени, приобрел черты мифического королевства. Неважно, как далеко и как быстро Герберт бежал, он, казалось, не приближался, пока внезапно он не оказался, с туманом, похожим на плащ, обвивающим его плечи, знаменитыми готическими башнями и парящими аквамариновыми подвесными цепями, робко появляющимися из мрака.
Он замедлил шаг, чтобы отдышаться, и в этот самый момент подножки начали подниматься; дорога разрезалась пополам и открывалась, чтобы «Эллен и Вайолет» могла проехать под ней.
От тропы к мосту были ступеньки.
Герберт взял их по два за раз, и когда он вышел на проезжую часть, примерно через двадцать секунд, подножки были уже на полпути.
Рядом с Южной башней, в нижнем течении реки, он увидел хижину, которая выглядела неопределенно официальной. Вокруг него были перила, и ворота, на которых висел замок, безутешно не заперты; возможно, он должен был быть закрыт, но это был первый раз, когда мост был открыт за четыре дня, поэтому он предположил, что охрана была не такой строгой, как могла бы.