Крики Ханны заставили Герберта открыть глаза и подняться. Ее вопли были воплями ужаса, атавистическими и интуитивными, и он понимал почему.
Для слепого человека, несомненно, может быть несколько более сильных страхов, чем страх огня. Но для слепой женщины, которая в подростковом возрасте играла в крематории Освенцима, изрыгая языки пламени через клубящийся дым и превращая воздух в свинцовую резкость от горящих тел… что ж, можно представить.
Несмотря на всю упорную независимость Ханны, Герберту иногда приходилось напоминать себе, что она, едва достигнув подросткового возраста, уже пережила горе и травмы за несколько жизней.
Герберт оглядел комнату.
Повсюду была мебель, перевернутые диваны и перевернутые столы. Ханна стояла в дальнем углу, прижавшись к стене. Сосед лежал у осколков низкого столика и теперь тоже неуверенно шевелился.
Квартира была в огне, и им пришлось выбраться.
Огонь был живым существом, и Герберт знал, что он охотится. Никогда не довольствуясь тем, чтобы сгореть, он всегда искал свою следующую цель, следующий источник топлива и новую жизнь.
Он уже забрался на занавески достаточно высоко, чтобы прыгнуть, как акробат, на раму для картины, а оттуда на книжную полку; и с каждого построенного им плацдарма исходило еще два, пока он не стал распространяться, как код, который Герберт расшифровал накануне, горящий слишком быстро, широко и яростно, чтобы его можно было сдержать.
Герберт поднялся на ноги, слегка покачнулся, когда его голова в знак протеста закружилась, подошел к Ханне и поднял ее.
«Герберт, слава богу, ты жив, я не нашел, что ты помог мне выбраться отсюда», - кричала она.
Ее лицо было залито кровью, а дыхание вырывалось скрежетом.
Она пришла в себя раньше, чем они, и заставила себя встать, что привело к тому, что она вдохнула значительное количество дыма. Герберт и его сосед, лежавшие без сознания на полу, остались под сильнейшим паром.
Сосед тоже уже встал, торопясь к ним.
«Моя трость!» - воскликнула Ханна. «Моя трость!»
Слева от них раздался громкий грохот, когда карниз сгорел со своих стоек и оранжевыми водоворотами упал на пол. Густой и черный дым, как дым из трубы электростанции, уже клубами катился по комнате, закрывая потолок и стены.
«Я пойму», - крикнул Герберт. "Идти! Вы двое идите! »
Сосед, благослови его, не возражал. Он крепко сжал пальцы Ханны в своих и двинулся через гостиную к двери. Слева, справа, справа и слева они проходили через очаги огня, быстро обходя языки пламени, бросаясь на них со злобным отчаянием.
Вот как это было на войне, вспомнил Герберт. Никогда не думай, никогда не думай, первый подумавший умер, продолжай двигаться и не оглядывайся назад, если хочешь остаться в живых.
Ему не хватало этого чувства, и он с радостью воспринял его возвращение.
Герберт глубоко вздохнул и тут же снова подавился; перегретый воздух опалил горло изнутри, едкий дым разносил легкие.
Он присел рядом с полом, с трудом моргнул, чтобы полить глазные яблоки водой, и побежал так, словно адские псы преследовали его по пятам.
Огонь пробился через дверь в спальню Ханны, и на секунду Герберт подумал, что все потеряно. Затем дым изменился настолько, что он увидел, что кровать еще не тронута, а трость Ханны все еще была там.
Герберт схватил ее, слегка поморщился от того, насколько она была теплой на ощупь, обернулась - и снова увидел огонь, прямо в его лицо, еще больший и непроницаемый, чем раньше, накрывший дверной проем пламенем.
Он был в ловушке.
Забавно, как работал ум.
Герберт оказался в ловушке, самое большее - минуты до верной смерти, если он не сможет найти выход из своего затруднительного положения; и все же он не чувствовал страха.
Чувство срочности, да, но не более того. Честно говоря, он был более раздосадован, взламывая шифр Стенснесса.
То, с чем он столкнулся, было просто загадкой.
Единственным выходом был путь, которым он вошел: через дверь и вниз по лестнице. Он должен был выйти. При таком раскладе он не мог.
Конечно, было окно.
Тридцать футов или около того до тротуара, хотя он мог сократить расстояние на четверть, полностью вытянувшись из подоконника, прежде чем отпустить.
Даже в этом случае, о бетон, он неизбежно сломал бы одну ногу, возможно, обе, и кто знает, что еще?
Машины скорой помощи в тумане так же ненадежны, как и пожарные машины, поэтому он столкнется с неопределенной задержкой, не сможет двинуться с места и, вполне возможно, получит серьезное внутреннее кровотечение.
Он решил, что ему придется очень отчаянно прыгать.
Затем была ванная, которая примыкала к спальне Ханны и до которой еще не дошел огонь.
Герберт побежал в ванную и закрыл за собой дверь.
На перилах висело два полотенца, оба запачканные из-за тумана, но это было наименьшей из его забот.
Он схватил обоих, швырнул в ванну и открыл краны на полную мощность. Вода затемняла полотенца и собиралась в их складках, пропитывая их за несколько секунд.
Герберт залез в ванну и подставил свое тело под кран, постоянно меняя положение, чтобы намокнуть как можно больше.