– Я понимаю вас! – говорил полицмейстер, провожая Кудрявцева из кабинета. – Великодушие к врагу. Я сам такой! Ваше возмущение тем более почтенно, что вам-то, собственно, этой, как вы изволите выражаться, «чёрной сотни» бояться нечего.
Петра Петровича словно арапником ударили вдоль спины.
У него захватило дух.
А вечером он писал в своих «записках», и слёзы стояли у него на глазах:
«В грязь втоптали, в грязи утопили, и теперь даже полицмейстер ногой наступил. Брр…»
XVII
Страшно удивлённый, не успел ещё Пётр Петрович ответить лакею, подавшему ему визитную карточку, – как портьеры раздвинулись, и в дверях появился довольно полный человек, среднего роста, с волосами до плеч, с издёрганным лицом, с сильной проседью в бороде.
– Позволите?
– Извините, я…
Вошедший сделал уже шаг в кабинет.
– Отошлите лакея, прошу вас. Не надо при лакее… – каким-то ужасным французским языком сказал он.
Кудрявцев повернулся:
– Степан, иди.
Пользуясь этим моментом, вошедший успел сесть и смотрел теперь на Петра Петровича с ясной и светлой улыбкой:
– Простите, я вошёл, не дожидаясь ответа на визитную карточку. Пустая формальность! Ответ был известен заранее: «не принимать».
– Тем более, г. Чивиков!
– Меня зовут Семён Алексеевич.
– Тем более, г. Чивиков!
Это был он, председатель местного отделения «союза истиннорусских людей», выгнанный присяжный поверенный Чивиков.
– Тем более, г. Чивиков!
– Тем не менее, я попрошу вас уделить мне полчаса вашего дорогого времени. Только полчаса. Всего полчаса.
Он умоляюще показал полпальца.
Г-н Чивиков не терял своей ясной и светлой улыбки.
– Я позволю себе быть назойливым, потому что одушевлён самыми лучшими намерениями. Мне пришла в голову, пускай, странная, мысль: я хочу, чтоб вы меня знали!
Пётр Петрович усмехнулся.
– Это напоминает анекдот про одного известного русского писателя. Он пришёл однажды к другому русскому писателю, с которым они были врагами. Тот был удивлён. «Я пришёл, чтоб рассказать вам происшествие, которое со мной случилось. Сегодня утром я был в квартире один и услышал на лестнице детский плач. Я вышел. Плакала девочка, ученица соседки-портнихи. Хозяйка её страшно высекла и выбросила на лестницу. Я взял девочку к себе, раздел её, чтоб помазать хоть маслом рубцы, ссадины, чтоб утишить боль. Вид исстёганного детского тельца пробудил прилив сладострастия, и я… я изнасиловал бедную девочку». Писатель вскочил, полный отвращения: «Зачем вы рассказываете мне такие мерзости?» – «Погодите! Потом меня охватил прилив раскаяния и ужаса перед тем, что я сделал. Я подумал: „Как сильнее наказать мне себя? Какую казнь для себя выдумать?“ Я решил пойти к человеку, которого я ненавижу и презираю больше всех, и рассказать ему про себя эту мерзость. И вот я пришёл к вам». Если вам теперь угодно, г. Чивиков, – я вас слушаю!
Г. Чивиков всё время слушал его внимательно, с горящими глазами, и затем снова улыбнулся ясной и светлой улыбкой.
– Остроумно, как всегда! Итак, я продолжаю. Мне хочется, чтоб вы меня знали. Вам, конечно, известно, что я исключён из почтенного сословия присяжных поверенных за систематическую растрату клиентских денег. Что, если я скажу вам: я исключён не за это?!
– Ради Бога! У вас есть свои советы, палаты. Оправдывайтесь перед ними! Меня это не касается?
– Если вы спросите меня, – как ни в чём не бывало, продолжал г. Чивиков, – растрачивал ли я клиентские деньги, я, прямо глядя вам в глаза, отвечу: «да». И скажу правду. Если вы тот же вопрос зададите большинству моих так называемых «коллег», они вам, так же прямо глядя в глаза ответят: «нет» – и солгут. В этом и вся разница. Растрата казённых денег среди нашего брата явление столь же распространённое, как ношение адвокатского значка с надписью «закон»!
– Вы лжёте, г. Чивиков!
– Делается это обыкновенно так. Какое-нибудь неожиданно быстрое получение. Клиент зайдёт ещё недели через две. Позаимствуешь временно на собственные надобности двести, пятьсот, тысячу, несколько тысяч. Глядя по калибру адвоката. Ничего дурного! Просто, какой-нибудь спешный платёж. Является клиент, ему пополняется из денег другого клиента. Другому – из денег третьего. А попутно перехватываются ещё суммы. Тоже какие-нибудь платежи по дому, жене платье, в карты проиграл, временная заминка в делах, – мало ли что! Надежды: вот скоро должен получить крупный гонорар, сразу все прорехи заткну. Начинается вожденье клиентов: ещё не получил. И вертится так раб Божий, пока в один прекрасный день не попадёт на какую-нибудь каналью, беспокойного клиента, который ночей не спит и сам везде бегает, нюхает. Есть такие крысы, сна на них нет! «Как не получали денег, когда ещё две недели тому назад вам внесены?» И испёкся! Болезнь, повторяю вам, общая…