— Да, с дисциплинкой у вас здесь не ахти, — поддел я Кондора.
Майор Лещёв раздул ноздри, но сдержался и не стал читать нравоучения. В кармане у меня блынькнул телефон. Кто-то сообщение прислал. Вытаскиваю аппарат из кармана, снимаю блокировку и читаю послание Куана:
« Доехали нормально. Груз поместили в мастерскую. Как у тебя дела?»
Быстро набрал ответный текст:
«Пока не посадили, но грозятся на пару-тройку дней закрыть на „губе“. Пока ничего не предпринимайте. Возможно, телефон у меня отберут. На всякий случай предупреди княжну Арину, чтобы не беспокоилась и не искала по всей Москве».
«Принял».
Перед операцией «Северная вилла» я отключил звук у телефона, поэтому и не слышал звонки. Оказывается, я пользуюсь популярностью у девушек. Десять звонков от Лидии, шесть от Нины, два, чего я не ожидал, от Вероники, и три — от Арины. Я же говорю, умница. Поняла, что я не просто так храню молчание, и отстала. Ненадоедливая мне жена достанется, надеюсь. Улыбаюсь и прячу мобильник в карман.
— С телефоном не положено, — зоркий прапорщик каким-то образом увидел у меня мобильник, хотя только что уткнулся носом в стационарный аппарат.
— Так вы же меня не пускаете на территорию гауптвахты, — коварно улыбаюсь я.
— Господин капитан, здесь майор Лещёв с каким-то гражданским лицом, — дежурный не стал пикироваться со мной и чётко доложил о ситуации. — Молодой человек, лет двадцати, может, поменьше…
Ух, ты! Неужели я выгляжу на все двадцать? Вот что животворящая физическая подготовка и ношение брони делает с человеком!
— Понял, есть «пропустить», — чуть растерянно проговорил прапорщик и положил трубку. Взглянув на меня, хотел что-то ещё сказать, но вместо этого опустился на стул, а вертушка, перегораживавшая узкий коридор, вдруг стала свободно вращаться, пропуская нас через КПП.
Мы пересекли небольшой пустынный двор в полном молчании, и когда оказались у двери, ведущей в особняк, Кондор в каком-то раздражении дёрнул ручку на себя. Удивительно, что дверь оказалась открытой, и мы очутились в унылой парадной, превращённой в подобие казарменного помещения, охраняемого ещё одним прапорщиком в камуфляжной куртке, с обязательной дубинкой и наручниками на поясе. Он был таким же унылым, как и стены, покрашенные в казённые сине-белые цвета, и при виде майора вскочил из-за стола, за которым разгадывал кроссворды из толстого ежемесячного журнала, столь популярного у дачников.
— Где капитан Суслин? — нетерпеливо спросил Кондор.
Из комнаты, находившейся слева от входа, вышел тучный офицер в стандартной камуфляжке и с кобурой на правом боку.
— Здорово, Валентин! — добродушно проговорил он, подавая руку Лещёву. — Чего по ночам шарахаешься? Дома жена не ждёт?
— Пошути мне, порядочный отец семейства, — так же беззлобно отозвался майор, отвечая на рукопожатие. — Как сам?
— Да всё по-старому, повышение не дают, — хмыкнул Суслов, и на его круглом лице проявился интерес, когда он поглядел на меня, скромно стоявшего поодаль. — А это что за студент? Его, что ль, нужно законопатить?
— Он не студент, в лицее учится. Вольный кадет, если так можно выразиться.
— Вы уже пацанов привлекаете к своим делишкам? — Суслин стянул с головы кепи и пригладил короткий ёжик светло-рыжих волос.
— Это у вас делишки, а у нас служба на благо империи, — Кондор постучал по стеклу наручных часов. — Давай уже, парню место найди. Одеялом обеспечь, постельным бельём. Оформлять не нужно.
— Как это… — растерялся дежурный офицер. — Не положено без оформления. Или его кормить не надо?
— Слушай, Суслин, — майор подтянул к себе толстяка, захватив пальцами за край кителя. — Сказано же, «без оформления». Что-нибудь придумай с хавчиком. Я не поверю, что в судки нельзя положить лишнюю порцию. Ему здесь пару-тройку дней нужно пересидеть.
— Мажор чей-то? — дошло до капитана.
Я хмыкнул и изобразил наглую улыбку на лице.
— И зачем таких мажоров в вольные кадеты зовёте? — проворчал Суслин и махнул в сторону длинного коридора, уходящего в слабо освещённую темноту. — Пошли, пристрою тебя.
Кондор решил меня сопровождать до самого конца, чтобы убедиться, что я получил всё необходимое для временного проживания в не самом уютном для юноши месте. Суслин вышагивал первым, поглядывая на однотипные металлические двери, покрытые серой краской и со врезанными в полотно глазками. Хорошо, хоть не было маленьких окошек для подачи пищи. Иначе совсем тоскливо получается. Словно в карцере или тюрьме. Не бывал там, сказать ничего не могу, но вид гауптвахты довольно странный.