Да, мой друг, говорил в голове Буранова голос Гриши, ты выбрал жизнь, так, значит, живи, а не гонись за мёртвыми.
Иногда первая чаша перевешивала, и Буранову становилось стыдно за себя. Делить деньги умершей жены после двух месяцев со дня трагедии - невероятное кощунство! И тогда перед глазами возникала она, невероятная, прекрасная, и запах её кожи и прикосновения и...
И что? И глупые разговоры по вечерам? И телевизор по выходным, пока она трудится над картиной до самого вечера или сидит с расфуфыренными подругами? Или вечные встречи? Странные разговоры?
«Эй, она тоже считала тебя простым сантехником!»
Тогда вторая чаша, покачнувшись, потянула вверх первую, сама сместившись вниз. Её не вернёшь. Она ушла.
Но ушла, оставив мне деньги! Огромные деньги. Почему не родителям, а мне?
Ключ сорвался с гайки, и Виктор выругался.
И каждый день, целую неделю, Буранов засыпал и просыпался с этими мыслями. Минуло девять, сорок дней с момента похорон, а Вика всё так же снилась ему.
Он выходил на крыльцо, закутавшись в куртку. Конец октября выдался холодным и дождливым. Дачный посёлок опустел, люди уехали вместе с теплом. Только бабушки и дедушки готовились к зиме и таскали с огородов остатки овощей.
-... Не зря же она оставила это наследство именно мне. Она хотела, чтобы я...
Тут он осёкся.
- А я, сантехник... Но дело даже не в моей профессии. Дело тут в том, что мне ничего этого не нужно...
Так ли?
- Так! Возможно... совсем немного. Я должен сам...
Никогда! Никогда ты сам не...
- А они родители. Я откажусь от наследства. Я откажусь, а картины продам! Продам дом и уеду куда-нибудь. Тут невозможно, как газовой камере! Невозможно!
Он вскочил и кинулся в дом. Дом, который превратился в жалкую лачугу, бедную и несчастную, с кусками пыли в углах, с немытыми полами и липким паркетом. Пахло краской. По сути, это не дом, а маленький сарайчик для хранения всякого хлама. Усевшись рядом с телефоном на табуретку, Виктор взял трубку, но неожиданный звонок отрезвил его. Нажав на кнопку, Буранов ответил:
- Да?
- Виктор Буранов?
Он знал эти официальные голоса, их костюмы пахли даже через телефонный динамик, а зубы сияли.
- Я не...
- Не вешайте трубку, хорошо? Только выслушайте. Секунду... Картины. Мы хотим купить у вас оставшиеся картины!
Виктор посмотрел на холсты. Сердце подпрыгнуло и застряло в горле.
- Все, до единой?
- Если вы хотите оставить несколько в память о своей жене...
- Нет! Нет. Все. Купите их все. Я могу даже отдать вам наброски и её тетради. Они наверху. Только...
На конце трубки терпеливо ждали, пока Буранов проглотит сухой ком.
- Только приезжайте и снимайте их сами.
Глава 5
Вечер, двадцатого июня. Вечер их годовщины. Естественно, Буранов провёл на работе дольше, чем обычно, так как его сменщик по ночному дежурству напился, и праздник грозил сорваться, ещё не начавшись.
За шесть месяцев до их первой годовщины, Буранов начал копить деньги. Вика, к тому времени, продала уже третью картину, и он знал, что она сделает ему хороший подарок. Такие подарки всегда смущали Буранова. За всю свою двадцатишестилетнюю жизнь, Виктор не подарил ни одной женщине ничего, дороже оргазма, но теперь предстояло из кожи вон вылезти...
Буранов устроился грузчиком на колбасный склад и подрабатывал там по ночам. Ужасная вонь тухлого мяса, напарники-уголовники, разрисованные, покруче холстов его жены, - и это стоило тысячу рублей за смену. Потея и не высыпаясь, он врал Вике, что дежурит, как проклятый; постоянно придумывал нелепые отмазки о пьяницах-сменщиках, о прорыве центрального водоканала и ещё о куче всего, чего не самом деле не происходило.
И, вот, спустя три месяца, после нескольких драк с напарниками-грузчиками, после того, как запах несвежих полуфабрикатов закоренел в носу, поселившись там навсегда, его враньё оказалось реальностью. В день их первой годовщины сменщик Виктора, Петя Мешков, не вышел на работу.
«Прости, милая, некоторые люди оказываются конкретной сволочью...»
«Некоторые люди не умеют правильно наступать на гнилую кожуру...»
«Не у всех иммунитет такой, как у меня, и...».
Дорогой подарок, мольберт Easel Warhol, с подсветкой, покоился в углу его рабочей каморки. Буранов никогда не вникал в цены и ужасно удивился, сколько может стоить обычная прямоугольная доска на длинной ножке. Полсотни тысяч рублей. Ужасными муками и потом, синяками и ссадинами, унижениями и бессонными ночами далась ему эта сумма. Он помнил, что Вика рисовала на стареньком мольберте, который ей родители покупали в художественную школу. Он не мог этого забыть. Хороший подарок. Он потребовал от Буранова массу усилий, творческих порывов и мозговых штурмов.