Открыв холодильник, Виктор посмотрел на закупоренную бутылку виски. Алкоголь расслабляет. Алкоголь заставляет клеточки мозга отдохнуть и снимает напряжение. Садит печень, приводит к язвам, но печень у Буранова не болела, и желудок был в порядке.
Он налил себе полный стакан и выпил его залпом. Горячая жидкость юркнула по пищеводу. Тепло разлилось по рукам и ногам, а тело будто воспарило над землёй. Хорошо. Очень хорошо.
К полудню он еле держался на ногах. Мир играл красками, и, кроме гнева, в пьяной душе Буранова ничего не осталось. Он лежал на диване, в одних трусах, выдавливая из бутылки последние остатки алкоголя.
- Никто не посмеет отобрать у меня мечту. Эта сука хотела этого. Она оставила мне деньги, чтобы я стал человеком. А... сука ли?
Буранов сел и уставился на грязный пол. Немытые волосы Виктора поднимались вверх, словно шипы дикобраза. На губах блуждала улыбка, глаза светились яростью.
- Сука ли? Сука ли ты?!
Он снова кричал, обращая слова дому. В каждой стене, в каждой паркетине и каждом закутке осталась её частица. Буранов чувствовал это. Знал наверняка.
- Маленькие, обезображенные людишки, - говорил он столу, скорчив лицо. - Бедные, бедные... Насрать!
Он встал. Шатаясь и ударяясь обо все углы, прошёл на кухню и открыл холодильник. Вскоре, половина новой бутылки испарилась.
Теперь Виктор лежал на диване и смотрел в потолок. Он наблюдал за узорами на плитке. Они оживали и переливались, контуры то вырастали, то удалялись, и Виктор смеялся, матерился и плакал. Слёзы текли по щекам, и он уже не мог понять, происходит это от радости, или от злости.
Мобильник зазвонил в пять вечера.
- Ты где, пропащая душа? Скажи, что с бабой, и я всё прощу!
Соловьёв тяжело дышал.
А ведь он тоже большой. И преступник, несомненно, немаленького роста и огромной силы человек. Как и Соловьёв...
- Я?
Долгая пауза.
- Нет, я!
- Дома, - язык Буранова еле ворочался. - Заболел, представляешь? Сонная болезнь, паралич. Видишь, как трудно говорить.
Соловьёв тяжело вздохнул.
- До завтра вакцину найдёшь? Группа приезжает. Нужно организовать им гостинку, жратву, подготовить зал к большому концерту.
- О! - протянул Буранов. - Как хорошо ты знаешь дела моего бара.
Гриша ещё раз тяжело вздохнул.
- Твоего, конечно, твоего. Но, как видишь, мне всё равно нужна твоя жопа.
- Значит, я - незаме... неза... не-за-ме-нимый?
- Типа того, ага. Когда ты успел так нажраться? Один, что ли?
Буранов подумал, что Соловьёв может приехать и увидеть его в таком состоянии. Грязного, с пробитой головой. Начнёт, глядишь, шарить по шкафам и найдёт диск к письмом от шантажиста.
- Это... ты только не переживай. И не едь ко мне, хорошо?
- Думаешь, я собирался? Приехать и увидеть, как ты попукиваешь и храпишь? Ну, уж нет.
- Завтра всё будет, братан... - уже засыпая сказал Буранов.
- Давай... давай...
Но сон так и не пришёл. Уже погружаясь в пары алкогольного морфея, Буранов, вдруг, вскочил и сел на диване. Потом он поднялся наверх, несколько раз споткнувшись от ступеньки, ворвался в комнату и открыл дверцу тумбочки. Схватив диск, он вернулся в гостиную, взял ноутбук и поставил его на столик.
Ему хотелось именно сейчас посмотреть видео. Причиной тому было манящее желание увидеть Вику. Снова увидеть её тело, глаза и лицо, будто в нём найдётся все отгадки и ответы. Он с трудом попал виляющей рукой по кнопке, и дисковод открылся.
В следующую минуту загружалось видео. Когда же воспроизведение началось, Буранов онемел, превратился в каменное изваяние, худое подобие человека из мышц и костей.
Включилась камера. Вика отошла от неё так, чтобы попасть в кадр. Полюбовавшись собой, будто в зеркало, Вика развернулась и двинулась к жертве. Буранову не пришлось долго всматриваться, чтобы понять. Мужчина, подвешенный к потолку на крюках, был одет в пиджак и котелок. Его лицо Вика скрыла. Вокруг царила темнота, лишь вдалеке виднелось нечто похожее на деревянные балки и прямоугольные плиты, а ещё куча гнилых досок валялась в углу. Приглядевшись, Буранов понял, что лицо своей жертвы Вика чем-то замазала, и теперь оно напоминало овальное подобие манекена для женских париков. Белая не то грязь, не то цемент, уже успела застыть и превратилась в плотную корку. Рукава пиджака болтались из стороны в сторону. Кажется, в том месте гулял ветер и шевелил чёрную ткань одежды убитого. Штанов на мужчине не было, как и нижнего белья. Вместо гениталий что-то чернело. Кровь.