Торн прекрасно знал, что брат не поймет его. Еще бы — Торн Безжалостный не спит с женщинами! Неслыханно! Разве такое объяснишь?
— Ничего не случилось, Торольф. Все просто. Нет женщины, которая сумела бы разжечь меня.
— Ну да! — усмехнулся Торольф. — Ульм говорит, что ты стал таким после той странной высадки на побережье Мэна. Он думает, что именно там с тобой что-то произошло. Да я и сам знаю, что ты стал плохо спать по ночам. Все время не в духе и на руку несдержан. Что, или Тира разучилась дарить тебе наслаждение? Не похоже все это на тебя, брат.
— Ничего не случилось, — упрямо повторил Торн, словно пытаясь убедить в этом самого себя.
— Скажи это тому, кто знает тебя хуже, чем я. Раньше ты никогда не обходился без женщин, когда был дома, и уж точно никогда не упускал возможности уйти поскорее в море. А теперь? Торчишь на берегу и спишь один в холодной постели.
— У меня теперь есть невеста, — вяло огрызнулся Торн.
Торольф расхохотался, запрокинув свою лохматую голову.
— Брось, братец! Это не повод для того, чтобы отказаться от старых привычек! Я не раз сражался с тобой рука об руку, Торн Безжалостный, и я-то знаю: нет на свете второго такого же свирепого воителя. Видел тебя в деле собственными глазами. Беспощаден в бою, неутомим в любви. Ладно, давай выкладывай правду. Пора.
— Я согласен, пора, — раздался голос их отца. Ярл неслышно широкими шагами приближался к сыновьям. Он встал рядом с ними, гора горой, подбоченившись и широко расставив ноги. В лохматых соломенных волосах и бороде ярла Олафа уже поблескивала седина, огромное мускулистое тело его было покрыто шрамами — следами былых сражений. На левой руке Олафа не хватало двух пальцев.
— Думаешь, никто не замечает, как странно ты ведешь себя в последнее время? — сказал он, обращаясь к Торну. — Тебя словно околдовали.
Торн вздрогнул. Он знал, что Олаф сказал о колдовстве в шутку, но как же близко он при этом подошел к правде! Сам-то Торн давно все понял. Ведь с той самой ночи на побережье Мэна Торн не может забыть прекрасную и загадочную девушку. Она приходит в его сны каждую ночь, и в ожидании этих снов дневные часы кажутся вечностью. Торн с нетерпением ждет ночи — он, воин, которому совсем недавно сон казался просто излишеством!
Да, та девушка была колдуньей, ведьмой, и другого объяснения тому, что происходит с Торном, просто не может быть. А раз так, значит, Торн обречен оставаться несчастным до самого конца своих дней.
Олаф с подозрением нахмурил брови:
— Клянусь молниями Одина! Так и есть! Ты околдован!
Торн взглянул на свои руки. Сильные, привыкшие крепко сжимать оружие, захватывать в плен врагов, они бессильно лежали сейчас у него на коленях. Такой могучий и решительный воин просто обязан был справиться со своей слабостью.
Эти проклятые, мучительные сны! Он ничего не мог поделать — Та темноволосая девушка с фиалковыми глазами взяла в плен его душу и теперь медленно сводила с ума, являясь каждую ночь в томительных любовных сновидениях.
— Ты прав, отец, — мрачно признал Торн. — Я действительно околдован.
— Разрази тебя молния! Да что ты мелешь? — зарычал Торольф. — По башке тебя нужно огреть как следует, чтобы выбить из нее эту дурь!
— Я встретил колдунью на острове Мэн, — начал свой рассказ Торн. — Она заманила меня на свой берег, готов поклясться! Она говорила со мной голосом ветра, шумом волн, обещая мне все наслаждения Валгаллы, Она прекраснее Фрейи — у нее черные, как ночь, волосы, а глаза похожи на фиалки, что распускаются летом на склонах холмов. Когда я увидел ее, она купалась в реке совершенно нагая. В лунном свете тело ее светилось. И я захотел ее — так, как никогда еще не хотел ни одну женщину в мире.
Рассказ Торна произвел огромное впечатление на Торольфа, на всякий случай он отодвинулся от заколдованного брата подальше, на самый конец скамьи.
— Клянусь бородой Одина! — воскликнул Торольф. — Если та женщина именно такая, как ты говоришь, она просто не может не быть ведьмой. Но как она сумела заколдовать тебя? Она выкрикивала какие-нибудь заклинания? Да, брат, твоя история достойна того, чтобы скальды сложили песни о тебе и о речной колдунье и разнесли их по всей земле.
— Я заговорил с нею по-гэльски, но она не ответила, — медленно произнес Торн, все глубже погружаясь в свои воспоминания. — За все время она произнесла только одно слово.
— Какое слово? — спросил Олаф. Он, похоже, был весьма огорчен тем, что старший из его сыновей, наследник, оказался бессилен перед чарами какой-то колдуньи с острова Мэн.
— Она сказала «нет», когда я повалил ее на землю. Я хотел войти в нее и ни о чем другом не мог думать. Я готов был взять ее силой, и ничто не остановило бы меня, но я замешкался, задирая кольчугу. Колдунья вы рвалась и убежала. Я погнался за нею, но она словно растворилась в воздухе. Только ведьмы умеют исчезать бесследно. Я понял, кто она, испугался и, вместо того чтобы искать ее, приказал своим воинам вернуться на ладьи. Я чувствовал… нет, я знал, что она меня околдовала. Никогда в жизни я не был таким беспомощным — да еще перед женщиной! С той ночи красавица с туманного острова сделала мою жизнь несчастной.
Олаф сочувственно посмотрел в глаза Торна. Вообще-то, Олаф не верил ни в какие чары и теперь неторопливо размышлял, почесывая бороду.
«Если Торн и вправду думает, что околдован, нужно как-то разуверить его в этом», — решил Олаф и твердо приказал:
— Ты должен вернуться туда.
— Это еще зачем? — спросил Торн. — Не хочу снова видеть это проклятое место.
— С каких это пор ты стал отказываться от набегов? Настоящий мужчина не упустит возможности хорошенько подраться и вернуться с добычей, — язвительно заявил Торольф. — Слушайся отца, он мудрый человек и научит тебя, как разрушить чары колдуньи.