— Я сумасшедший или заколдованный, либо то и другое сразу, — хмуро проворчал Торн.
— Мне жаль твоего отца.
— Он умер так, как всегда мечтал умереть. Да и ни один викинг не хотел бы иной смерти. И не оплакивай Бренна, ведь он давно прожил свой век на этой земле.
— Мне будет не хватать его, но все равно я очень рада тому, что вернусь домой. А ты долго собираешься пробыть на Мэне?.
Торн неопределенно пожал плечами:
— До конца зимы — в любом случае. А весной, если устану от тебя, может быть, снова сорвусь в море. А то, глядишь, тебе и вовсе придет в голову снять с меня свое заклятие.
— Ну почему ты до сих пор считаешь меня ведь мой? — спросила Фиона, в который уже раз поражаясь упрямству Торна.
— А как же мне не считать тебя ведьмой? — удивился Торн. — Если ты можешь видеть то, чего не видят остальные. Знаешь все о лекарствах и о ядах. Ты что-то сделала с Роло, да такое, что он пришел в ужас. А кроме всего прочего, я околдован тобой настолько, что хочу тебя даже сейчас, когда мой отец лежит мертвый в двух шагах отсюда. Он еще и остыть не успел, а я думаю лишь о том, как бы сорвать с тебя одежду, да разложить тебя на кровати, да раздвинуть тебе ноги пошире, и засадить тебе в самую середку и до самого конца.
Торн резко, без предупреждения, схватил Фиону за плечи, развернул лицом к себе, прижал к груди. Он был все еще в боевой кольчуге, и Фиона почувствовала боль от впившихся в ее нежную кожу мелких гладких стальных колечек. Но тут же она забыла обо всем, потому что ее рот взяли в плен губы Торна.
Сначала Фиона стонала и пыталась сопротивляться, но язык Торна властно раздвинул ее губы и ворвался внутрь — дразня, возбуждая. Вскоре Фиона совсем ослабла в объятиях Торна.
Его рука поднялась вверх и погладила шею Фионы так нежно, что у нее перехватило дыхание. Никогда прежде Фионе и в голову не приходило, что викинги, эти варвары, могут быть способны на нежность. Что могут викинги знать о чувствах? Но, с другой стороны, разве Торн хоть раз обошелся с нею грубо? Нет. Тогда какой же он варвар? И вообще, то, что Фиона слышала прежде о викингах, очень часто не походило на то, что она видела теперь собственными глазами.
— Фиона, сладкая моя Фиона, волшебная моя Фиона, — нежно шептал тем временем Торн, не прекращая целовать Фиону. — Я схожу с ума по тебе. Ты похитила мое сердце. Но даже если вся будущая жизнь превратится для меня в пытку, и тогда я не дам тебе уйти. И мне неважно — была ты любовницей Роло или не была. Я снова сделаю тебя своей.
Последние слова стали для Фионы ушатом ледяной воды. Секунду назад она умирала от желания, теперь — пылала от гнева.
Фиона освободилась от объятий Торна одним резким, сильным движением. Он уже успел уложить ее на кровать — да так, что она того и не заметила, распаленная любовной страстью. Фиона поднялась на ноги, а Торн остался лежать на боку, ошеломленно моргая светлыми ресницами.
— Ведь мы больше не женаты, — произнесла Фиона и замолчала, ожидая, чтобы Торн подтвердил или опроверг это.
— Ну и что? Никто здесь не признает христианский брак всерьез.
Фиона нахмурилась.
— Мы с тобой больше не муж и жена, так? — повторила она свой вопрос.
— И никогда по-настоящему ими не были. — Тогда кто я тебе? Наложница? Рабыня?
Теперь пришла очередь Торна нахмурить брови.
— Какая разница?! — сердито произнес он. — Ну если хочешь, даже Роло оказался бессилен перед твоей силой… Да я и сам подвластен твоим чарам. Так что ты для меня — ведьма! А на ведьмах не женятся..
Вспышка гнева была такой сильной, что Фиона на короткое время ослепла. Ну и что теперь?! В глазах своего, христианского, бога Фиона остается его женой, и останется ею навсегда! Но, с другой стороны, она вовсе не хочет всю жизнь быть связанной с человеком, который считает ее ведьмой в жизни и любовницей в постели.
Фиона фыркнула и повернулась спиной к Торну.
— Запомни, я никогда не была и не буду ничьей любовницей, — твердо сказала она. — И пойми наконец, что христианский брак не может быть расторгнут.
Торн озадаченно посмотрел на нее. Она что, нарочно его дразнит? Или пытается напугать? Ну уж нет, никого он не боится — даже эту ведьму.
И, желая доказать это. Торн сказал:
— Не хочу с тобой спорить. Если ты веришь в то, что мы по-прежнему женаты, — верь, я не возражаю. Женаты так женаты, пусть будет так.
Произнося эти слова. Торн и не думал о том, что он говорит чистую правду. Безумец!
11
На следующий день тело Бренна предали земле, Фиона не была при этом: она по-прежнему сидела взаперти в спальне Торна. Приказ Торольфа оставался в силе.
Фиона в одиночестве всплакнула по своему другу и учителю, а после полудня в комнату заглянула Тира и принесла еду на большом подносе. Тира держалась отстраненно, стараясь даже не смотреть в сторону Фионы. Она, наверное, так и ушла бы, не сказав ни слова, если бы Фиона не заговорила с нею сама:
— Прости меня, Тира. Я не успела поговорить о тебе с Торном. Ты же знаешь, где я была.
Тира повернулась к ней лицом, и Фиона невольно вскрикнула. Синяки, ссадины, припухшие разбитые губы.
— Господи, да что это с тобой?
— Неважно, — потупилась Тира. И тут Фиона поняла.
— Это Ульм, не так ли? — сказала она. — Боже мой, каким же зверем должен быть мужчина, чтобы так обращаться с женщиной!
В ответ Тира безвольно пожала плечами:
— Это Ульм, да. Я сама виновата. Попыталась сопротивляться. Я теперь все поняла и не буду больше так поступать.
— Ах, Тира, мне так жаль. Я непременно поговорю с Торном. Слушай, что я придумала! Я скажу ему, что хочу взять тебя с собой на Мэн.
Глаза Тиры радостно сверкнули.
— Правда?! Я о таком не то что просить — мечтать не смела. Я так боялась за тебя, когда ты была у Роло. Я знаю, что для тебя быть с ним было так же противно, как мне — лежать под Ульмом.