Свидетельства веры в ликантропию можно видеть в «Волсунговой саге», где повествуется о том, что некий Сигмунд и его сын Синфьётли облачались в волчьи шкуры, говорили на языке волков и издавали вой, когда устремлялись в атаку; в легенде же о Хрольфе Краки его сторонник берсеркер, Ботвар Бьярки, будто бы бился в облике огромного медведя. Конечно же, волки и медведи есть те животные, которые чаще всего ассоциируются с берсеркерами, альтернативным названием для которых служило другое древнее скандинавское слово — «ульфхеднар» (ulfhednar — «волчьи кафтаны» или «одетые в волчьи шкуры»). Между прочим, это подтверждает, что berserkir изначально означало «медвежья рубаха» (bear-shirt по-английски), а не «в одной рубахе» (bnreshirt — т. е. имеется в виду без доспехов. — Прим, пер.), как часто считается.
В «„Храфнсмале“ берсеркеры описываются как воины, которые никогда не уклоняются от битвы. Данный факт, да к тому же еще явное особое благорасположение Одина к ним приводили к тому, что подобные люди часто оказывались среди ближайших телохранителей языческих королей викингов, т. е. были членами отряда из 12 чел., о которых часто упоминают источники. Они сражались на переднем крае сухопутных битв и в передних замках, или боевых надстройках, королевских флагманов на море. В „Саге о Харальде Прекрасноволосом“ сказано, что „на носовом замке его корабля находились отборные люди с королевским знаменем“. Пространство от форштевня до середины корпуса называлось „раусн“ (rausn), или „передняя оборона“, — вот там-то и любили находиться берсеркеры. Только таких людей принимали в личную дружину короля Харальда (имеется в виду Харальд I, правил в 872–930 гг. — Прим, пер.), ибо они славились силой, храбростью и необычайной сноровкой; лишь они были на борту его корабля». Очевидно, о тех же самых берсеркерах сообщает нам Снурри Стурлуссон, когда описывает сражение при Свёлде в 1000 г., где иные из людей на ладье короля Олафа забывали, что бьются не на суше, «бросались на врага, падали за борт и тонули».
В более поздней христианской Исландии ярость берсеркера была объявлена противозаконным явлением, сами же берсеркеры считались безбожными демонами, которых саги называют безумными наглецами, годными на то только, чтобы пасть от руки героя. Вполне возможно, что такое же отношение к ним сложилось и в христианской Скандинавии.
Магические свойства приписывались знамени с вороном ярла Сигурда Оркнейского. Знамя изготовила для него мать, бывшая, как считалось, колдуньей. Летописец говорит о нем следующее: «Очень затейливо вышит был образ ворона, так, что, когда знамя развевалось в дуновеньях бриза, казалось, что ворон простирает крылья». Если верить «Оркнейской саге», мать Сигурда предупредила его, что «оно принесет победу тому, перед кем его несут, но смерть тому, кто его несет». Ну и можете не сомневаться, уже в самом первом бою, не успел он толком начаться, как пал знаменосец Сигурда: «Ярл велел другому воину взять стяг, но и тот погиб скоро. Ярл потерял трех знаменосцев, но выиграл сражение».
По прошествии нескольких лет то же самое знамя находилось при ярле Сигурде в битве при Клонтарфе. Автор «Ньяловой саги» описывает действия Кертъялфада, воспитанника ирландского верховного короля Бриана Бору:
(Он) пробился через порядки ярла Сигурда прямо к знамени и убил знаменосца. Ярл приказал кому-то другому взять знамя, и бой запылал с новой силой. Кертъялфад тут же убил нового знаменосца и всех, кто находился с ним рядом. Ярл Сигурд велел Торстену Галссону поднять флаг, и Торстен уже было протянул к нему руку, когда Амунди Белый воскликнул: «Не бери знамени, Торстен. Все, кто держит его, погибают». «Храфн Рыжий, — сказал ярл, — ты возьми знамя». — «Ты и бери своего дьявола», — отозвался Храфн. Тогда ярл произнес: «Нищий сам носит свой узел», — сорвал полотнище с древка и засунул себе под одежду. Чуть позднее пал Амунди Белый, а затем и ярл нашел смерть, пронзенный копьем.