– Вы всегда думаете, что леди Уислдаун права, - пробормотала Мэри с улыбкой.
– Но так и есть, - ответила Кэйт. - Вы должны признать, для человека, который комментирует сплетни, она демонстрирует замечательный здравый смысл. Она была права в своей оценке всех тех людей, с которыми я уже успела встретиться в Лондоне.
– Ты должна иметь своё собственное мнение, Кейт, - сказала Мэри. - Это должно быть ниже твоего достоинства, чтобы судить о человеке по колонке светской сплетни.
Кейт знала, что ее мачеха права, но она не хотела это признавать, и потому она только издала еще один "Хммпх" и повернулась обратно к газете в своих руках.
Светская хроника Леди Уислдаун была, без сомнения, наиболее интересное чтиво во всём Лондоне. Кейт не была полностью уверенна, когда появилась эта светская хроника, возможно, в прошлом году. Но она была уверенна - кто бы ни была Леди Уислдаун (никто в действительности не знал, кто она такая), она была хорошо известный член светского общества. Она должна была быть. Посторонний человек не смог бы раскрыть все те сплетни, которые она печатала в своих колонках каждый понедельник, среду, и пятницу.
Леди Уислдаун всегда имела полный набор самых последних сплетен, и в отличие от других таких же изданий, она никогда не колебалась использовать полные имена людей, никаких лорд Ф. и леди М. Вот, к примеру, решив на прошлой неделе, что Кейт не выглядит хорошо в желтом, она написала в тот же день: "желтый цвет делает темноволосую мисс Кэтрин Шеффилд похожей на подпаленный нарцисс".
Кейт не оскорбилась. Она слышала, причем неоднократно, что нельзя считать себя принятой в обществе, без того, чтобы про тебя не написала Леди Уислдаун. Даже Эдвина, которая имела огромный успех в обществе, завидовала “оскорблению” Кейт.
И даже, притом, что Кейт не хотела проводить сезон в Лондоне, она полагала, что, если она должна участвовать в круговороте общественной жизни, не обязательно её должны преследовать одни неудачи. Получение оскорбления в колонке светских сплетен должно быть был ее единственным признаком успеха в обществе. Хорошо пусть, хотя бы так. Кейт собралась быть триумфатором, там, где только это возможно.
Теперь, когда Пенелопа Фезерингтон хвасталась об уподоблении перезрелому цитрусовому плоду в ее атласном платье цвета свежего мандарина, Кейт могла махнуть рукой и драматически вздохнуть: “Ну, а я - подпаленный нарцисс”.
– Однажды, - объявила Мэри, поправляя спадавшие очки на носу указательным пальцем, - кто-нибудь все же узнает её подлинное имя, и тогда у неё будут крупные неприятности.
Эдвина посмотрела на мать с интересом.
– Ты действительно думаешь, что когда-нибудь откроется кто она такая? Она сумела сохранить своё имя в тайне уже больше года.
– Все тайное когда-нибудь становиться явным, - ответила Мэри.
Она проткнула свою вышивку иглой, сделав длинный стежок желтой ниткой.
– Запомните мои слова. Это все равно случиться рано или поздно, и когда это случиться, скандал, подобно которому вы никогда еще не слышали, прогремит на весь город.
– Было бы просто чудесно, если бы я знал, кто она такая, произнесла Кейт, переворачивая листок газеты, - Я бы сделала её своей лучшей подругой. Она ужасно интересна. И независимо оттого, что вы там не говорили бы, она почти всегда права.
Именно в этот момент, Ньютон, несколько толстенький корги Кейт, влетел в комнату, как маленький вихрь.
(корги - порода декоративных собак - прим. переводчика)
– Неужели эта собака предполагает остаться в этой комнате? - спросила Мэри, и тут же взвизгнула: - Кэйт! Поскольку песик подбежал к ней и оперся передними лапками о колени, ожидая поцелуя.
– Ньютон, сейчас же ко мне, - приказала Кэйт.
Песик бросил на Мэри долгий пристальный взгляд, затем заковылял к Кэйт, запрыгнул на софу и лег своими передними лапками ей на колени.
– Он закрывает тебя, как небольшое меховое одеяло, - улыбнулась Эдвина.
Кэйт пожала плечами и погладила толстый, карамельного цвета мех. - Я не задумывалась об этом.
Эдвина вздохнула, наклонилась и погладила Ньютона.
– Ну что там еще она пишет, - спросила она, наклонившись к Кэйт с интересом, - Мне никогда не удается заполучить вторую страницу.
Кэйт улыбнулась сарказму своей сестры.
– Не так много. Немножко про герцога и герцогиню Гастингских, которые очевидно приехали в город ранее на этой неделе; список блюд на балу у леди Данбери, которые она называет удивительными деликатесами; и описание довольно неудачного платья миссис Фезерингтон, которое было на ней в прошлый понедельник.
Эдвина нахмурилась.
– Что-то много она пишет про семейство Фезерингтон.
– И неудивительно, - сказала Мэри, убирая вышивку и собираясь встать.
– Эта женщина совсем не умеет подобрать цвета платьев для своих девочек, такое ощущение, что она просто наугад тыкает пальцем в радугу.
– Мама, - воскликнула Эдвина.
Кэйт прикрыла рот рукой, пытаясь не рассмеяться. Мэри редко делала такие самоуверенные заявления, но если делала, то они были изумительны.
– Хорошо, хорошо, - но это же, правда. Она одевает свою младшую дочь в платье цвета мандарина. Любой, у кого есть глаза, поймет, что бедной девочке идет голубой или зеленый цвет мяты.
– Недавно ты нарядила меня в желтое платье, - напомнила ей Кэйт.
– И я очень сожалею, что так поступила. Это научит меня слушать модисток. Я не должна полагаться лишь на одно свое мнение. Мы просто переделаем то платье на Эдвину.
Так как, Эдвина была на целую голову ниже Кэйт и с более хрупкой фигурой, это не составляло большой сложности.
– Когда ты будешь переделывать платье, - Кэйт повернулась к сестре, - советую тебе убрать все рюши на рукавах. Это ужасно отвлекает и раздражает. Я чуть было не сорвала их прямо в зале на бале у Эшбурнов.